интересовалась его судьбой.
– Вы интересовались судьбой Муромцева?
– Да!
– Зачем? Все же в прошлом. Встретились и разошлись.
– Это все не так! – Она взмахнула руками, будто стряхивая с них налипшее непонимание, которое ее окружало два последних месяца. – Все почему-то винят меня. Я сама виню себя, но не понимаю почему. Да, я жалею, что все так вышло. Сплошное недоразумение. Встретились, сцена глупой ревности, драка и суд. Суд, лишивший меня покоя. Если бы не та встреча на Невском, все было бы так, как было до этого. Я жена действительного статского советника, а он гвардейский офицер, и у каждого своя жизнь. – Катя повернулась к Истомину и посмотрела в его лицо. – Зачем, зачем он поехал за мной? Скажите мне, Николай, вы же его друг, вы знаете его лучше меня…
Истомин не был политиком. Он был офицером. И со свойственной только этому сословию прямотой спросил ее о том, чего она больше всего хочет.
– Вы бы хотели вернуться в прошлое?
Вопрос был с подтекстом. Но Катя не стала юлить и уходить от ответа. Она лишь помолчала немного, собираясь с мыслями. Как сказать, чтобы он понял, что тот злополучный день – самый счастливый день в ее жизни? И что это не один день в череде множества дней, называемых «жизнь», этот день – вся ее жизнь?
– Нет. Я не хочу возврата… И сделаю все, чтобы не возвращаться в прошлое. Мне иногда кажется, что наши жизни переплелись каким-то образом. Что-то изменилось. Я это чувствую. Сейчас, не озираясь ни на кого и не боясь предрассудков, я могла бы запросто подойти к нему, взять его за руки и поцеловать. Как двадцать лет назад, когда мы сидели на чердаке, зарывшись в солому, и, держась за руки, загадывали желания.
– Что вы тогда загадали?
– Быть вместе.
– Значит, будете.
– Я хотела спросить у вас, Николай. Вы действительно следили за мной?
– Конечно же, нет. Это была уловка, чтобы иметь возможность поговорить с вами.
– Тогда что же вы там делали? Если это не военная тайна.
– Да нет никакой тайны. Я приходил забрать его прошение о повторном рассмотрении дела и назначении суда присяжных.
– Он решил не подавать на апелляцию? Но почему? – Она так разволновалась, что на щеках появился румянец.
– Я тоже его спросил об этом. На что он сказал: «А зачем? Мне дали шанс все исправить в этой жизни, и я должен им воспользоваться».
– Что вы такое говорите? Что исправить, какой шанс? Я просто не понимаю, о чем идет речь.
– Знаете, Екатерина Андреевна, порой мне кажется, что нам всем посылают испытания и при этом говорят: «Вот тебе конец веревки, не отпускай ее, и ты переплывешь реку». А мы говорим: вот ерунда какая, зачем мне эта веревка, если я умею плавать, она только мешает плыть… И мы бросаем ее и плывем, даже не подозревая, что второй конец той самой веревки, которую мы бросили, держал сам Господь.
– Это притча из Евангелия?
– Нет. Эту притчу мне рассказал Муромцев перед отправкой в Порт-Артур. И добавил: «Я не брошу свою веревку, даже если ее сплетут из терновых веток». И при этом он говорил только о вас. Вы для него