каким-то особым подарком, наградой избранным, сумевшим дождаться….
Екатерина Николаевна любила последние пары. Она, отпустив студентов, дружно и торопливо покинувших аудиторию и разноголосо попрощавшихся, медленно сложила раскинутые листы своих заметок, убрала в сумочку ручку и телефон и подошла к окну. Сейчас еще рано выходить в коридор, сейчас они, уходящие, еще не ушли. Несколько минут нужно подождать. Темное небо, неровно высвеченное лишь неяркими отблесками городских огней, знакомо заглянуло в проем раздвинутых штор. Екатерина Николаевна улыбнулась ему: «Привет» и легко постучала кончиком пальца по стеклу: «Снега все нет? – тихонечко, совсем неслышно прошептала она, – а пора бы уже…». Она еще раз посмотрела на темный небосвод и, чуть вздохнув, задернула штору – пора, уже можно выходить.
В коридорах было пустынно, и даже на кафедре уже никого не было. Катерина сложила в стол свои бумаги, проверила, выключен ли компьютер, посмотрела на полке ключ от кабинета, где они оставляли верхнюю одежду – ключа не было – покачала головой: не закрыли, нехорошо, все-таки там вещи, а вечером мало ли кто зайдет, вахтер вряд ли, конечно, пустит, но все-таки, и наконец, погасив свет, направилась за курткой в соседний кабинет. Там горел свет и за столом полностью одетый сидел Даниил Федорович.
– Долго собираешься, Катя, мне уже жарко, – он поднялся и, достав Катину куртку, расправил ее, готовый помочь ей одеться.
Екатерина вспыхнула. Она хотела спросить, зачем он ее ждал, или сказать, что не знала, что он ее ждет, или хоть что-то ответить, но не смогла произнести ни слова. Потому что испугалась. Испугалась, что он скажет, что у него к ней дело, например, что он хочет поменяться лекциями, или что у него вопрос по ее курсу, или еще что-нибудь прозаичное, и неромантическое. А ей сегодня с утра хотелось романтики, и ей хотелось, чтобы падал снег, и чтобы ее ждали просто так, потому что… просто ждали. Поэтому Екатерина молча подошла к ожидавшему ее мужчине, молча приняла куртку, украдкой взглянула на себя в зеркало и легко натянула перчатки. И так и не произнеся больше ни слова, они вышли на темную улицу. Холодный воздух бросил в лицо какую-то морось, и Катерина машинально натянула капюшон. Этот неприметный и бездумный жест вдруг отделил ее от шагавшего рядом Даниила, который почему-то капюшон не надел, а продолжал шагать с непокрытой головой, которая сразу покрылась мелкими блестящими искорками. То ли дождь, то ли изморось, то ли просто переполненный влагой осенний воздух. Кате под капюшоном было тепло, приятно, но… как-то одиноко, молчавший Даниил был далеким и чужим – за глухой стеной натянутого капюшона, и она, подчиняясь внутреннему, неосознанному импульсу, неожиданно скинула его, подставив вмиг разлетевшиеся волосы свежему влажному ветру. И как будто в награду за этот легкомысленный и искренний порыв, вдруг заметались, закружились в воздухе первые, мелкие, робкие снежинки.
– Дэнни, снег! Смотри, снег! – Катерина, словно не веря своим глазам, остановилась, и, сдернув перчатки,