Нам, детям, так объяснили, что они пока еще не совсем разошлись, но просто разъехались, потому что никак не могут иначе. Плохо им вместе. А теперь так выходило, что плохо уже и врозь. И что не знают они, как дальше, но с детьми, с нами, то есть, общаться будут оба.
Вот он иногда звонил откуда-то издалека. Мама сначала слушала, слушала, потом бросала трубку и опять плакала.
Иногда он звонил, а ее не было дома. Тогда трубку брала сестра или я. Чаще сестра. Она думала, что кто-то из ее мальчишек звонит. «Ухажеры», ага. Ей тогда всего четырнадцать было, а вела она себя, как будто на всю жизнь меня старше. Вот с ней отец долго разговаривал всегда. Объяснял, что у мамы стресс, что она может не успеть, что вот-вот грянет что-то страшное, и тогда все будет совсем плохо. Обещал, что в любом случае успеет приехать и спасти нас. Она потом мне все это рассказывала. После таких звонков сядет на диван, меня обнимет – вот еще, телячьи нежности какие-то – и рассказывает, рассказывает. Пугает.
Иногда я сам с ним разговаривал. Меня он по телефону пытался смешить. Но я же все понимал. Все слышал. И он понимал, что я понимаю. Восемь лет – это не взрослый, конечно, но уже – ого-го! Вот тогда он меня предупреждал, что всякое может случиться, что надо иметь запасы еды и воды, что двери надо закрывать на ключ и никому чужому не открывать, что отсиживаться лучше под кроватями, если что. И еще говорил, чтобы никогда не выключали телевизор. Потому что по нему сразу предупредят всех и скажут, куда надо бежать. Напоследок всегда успокаивал, что, в самом крайнем случае, он успеет. Откуда угодно успеет. Он все бросит и за нами приедет. Как только, смешил, так сразу. Вы, говорил, без меня не вздумайте никуда. Я успею. И так повторял каждый раз.
Я всегда после таких разговоров наливал полную ванну холодной воды. А Ирка набирала воду в трехлитровые банки на кухне. На всякий случай. Мама приходила с работы, ругалась. Ванну освобождала, но банки не выливала. Я же видел и понимал. Конечно, ей же помыться после работы надо. Но банки – не выливала! Понимаете, да?
А в телевизоре – сами знаете, что. Ужас и кошмар, и уже отрезанные головы. Мне не показывали, но Ирка ночью иногда шептала, чтобы меня напугать. А я тогда совсем не пугался. Потому что, хоть и восемь лет, а – мужик.
Ну, а потом вдруг как-то телевизор стал показывать серую муть и шипеть. Ирка бросилась к телефону – матери позвонить. А телефон тоже не работает. Что? Почему оба дома, а мама на работе? Так было же лето, вот мы дома и сидели, не в школе, потому что каникулы. И из дома, мама сказала, ни ногой. Никуда. Даже в магазин или во двор – нельзя. Вот так строго было сказано. И закрыться изнутри на всякий случай. Так что у нас и засов был, и цепочка, и глазок специальный в двери.
И вот Ирка стоит, трубку держит и на меня смотрит испуганно. Глаза – вот такие! А я – что? Пошел сразу в ванную. Воду наливать. Надо же делать запасы на всякий случай. Пока вода наливалась, я на кухне еще посмотрел, что из еды в наличии.