это? – удивился дед.
– Чего, чего… Первый раз слышишь, что ли?
– Это чего? – помахал дед листком.
– Брось, пакость всякую. Потом приберем. Иди, делом займись.
– Да… как же это?.. – развел руками стрик в бессилии выразить больше. Но супруга не стала проникать в глубину красноречивого жеста, вырвала бумагу из рук мужа, грубо скомкала, откинула в сторону и ткнула пальцем в открытую дверь.
– Иди, говорю, черт лохматый, горб делай. Не мне же доски стругать?
Но отброшенный в сторону бумажный комочек не отпустил деда. Выйдя во двор, он постоял минут пять в нерешительности рядом с Марьей Петровной, присевшей на согретую солнышком лавочку, покувыркал в костистой голове трудную мысль и вернулся обратно в горницу. Нашел среди мусора скомканное завещание, поднял, аккуратно разгладил между ладоней, прочел еще раз и молвил:
– Чего это?
– Ну, что там у тебя, неугомонный, – не выдержала Вера Сергеевна, начавшая процедуру раздевания, и бесцеремонно вырвала из рук мужа записку.
– Прочти, что там написано, – ткнул пальцем Афанасий.
– Чего, чего… Вроде как завещание, вот чего, – неуверенно пояснила супруга.
– Как это нам понимать? – вопросил дед.
Вера Сергеевна огласила прочитанное.
– А как это понимать? – в свою очередь обратилась она к присутствующим.
Ассистирующая ей Анастасия Павловна промолчала, словно не слышала вопроса. Элеоноры Григорьевны рядом не оказалось. Едва тело переместилось на стол, она поспешила принять на себя хлопоты по дому и выскочила с ведрами за водой.
– Слышь? – толкнула помощницу в бок энергичная женщина, – Как понимать это спрашиваю?
Тоська, тихо рыдая, недоуменно пожала плечами.
– Я это так понимаю. Она хочет, чтобы ее с Этим похоронили, – высказал старик долго мучившее его суждение.
– Ишь, чего захотела! – воскликнула Вера Сергеевна, – Больше она ничего не хочет?
– А, по-моему, она этого достойна, – робко высказалась бывшая доярка, – Она всю жизнь ему отдала. Вон у нее его сколько, – махнула она рукой в сторону книжных полок, битком забитых собранием сочинений Вождя мирового пролетариата.
– Не нашего ума дело, – сформулировал Афанасий общий для себя вывод.
– Как это не нашего? А чьего? – возразила супруга, больше следуя духу противоречия, чем рассудку.
– И звали ее также, Надеждой Константиновной. Как жену Ленина. Она этим всю жизнь гордилась, – добавила весомый аргумент Анастасия Павловна, – Она в этом высокое предначертание видела, – с трудом выдавила из себя сложную фразу.
– Пускай, итить твою макушку, власти с этим разбираются. Наше дело маленькое. Сообщить и все, – пояснил дед, – Там знают куда, кого хоронить можно. Чем наше кладбище хуже? Там, все наши лежат. Там все ейные лежат. Нам там лежать. И ей там лежат положено. Куда нам