вот эти двое человеческих людей? – спросил один, особенно крупный экземпляр.
– Именно эти. Я заскочил в «Пункт Питания Лягушками», а там уже все съедено и только ящики перевёрнутые валяются… Я так расстроился – ужас, даже не обратил внимания, что эти двое не наши. Что они аборигены…
– Значит, они что-то видели, – произнёс крупный экземпляр. – Придётся принимать меры. Но нам не впервой.
24
Наступил понедельник. Леха, уговорив соседа – сталевара Куделина, уехал вместе с ним на его «жигулях» в Го-релково за брошенным в сирени «запорожцем».
Тютюнин же, как человек служащий, отправился на работу – в родной «Втормехпошив», где трудился четвёртый год, не прерывая рабочего стажа.
Накануне вечером он имел нелёгкий разговор с Любой, которая, учуяв запах перегара, врезала Серёге по спине скалкой и даже не зачла ему в актив, что он был почти что работником МЧС. А также лично избавил всех от этой дурацкой дачи, где все равно ничего бы не выросло, кроме какого-нибудь дерева-мутанта.
Теперь там только кратер и тишина. А трава ничего – она через год снова вырастет.
Правда, у Любы уже сформировались новые, необыкновенно смелые виды на этот котлован, и Серёга был абсолютно уверен, что тут не обошлось без интриг Олимпиады Петровны.
– А что, Серёж, сколько воды нужно, чтобы эту яму нашу, – она так и сказала нашу, – заполнить водой?
– Тебе в поллитрах посчитать или в ведёрках? – зло спросил Тютюнин.
– Я, между прочим, серьёзно говорю. Ты знаешь, почём в магазинах рыба живая?
«Вон она куда клонит!» – догадался Тютюнин.
Запершись в туалете, он представил себе заполненную водой яму – ну прямо настоящее озеро – и плот, на котором он сам стоит и забрасывает в воду удочку.
Рядом торчит тёща и, как это у неё принято, даёт ему всякие ценные указания. А озеро глубо-о-окое. И вокруг – никого…
Дофантазировать дальше Серёге помешала постучавшая в дверь Люба. Она прервала его на самом интересном месте:
– Ты идёшь на работу или как?
– Или как… – огрызнулся Серёга. Спина после вчерашней скалки ещё побаливала, и он имел полное право обижаться.
«Ну и пускай, – размышлял он, когда уже ехал на трамвайчике в свой родной „Втормехпошив“. – И пускай бьёт. Зато я кофе с пирожным пил в Государственной думе. А Любку с её мамашей туда ни за что не допустят. Ни за что».
В трамвае Серёге наступила на ногу тётка с полной авоськой крапивы. Гражданин, которого она нечаянно ожгла через брюки, громко вскрикнул и призвал тётку «смотреть куда прёшь».
На шум явилась кондукторша и потребовала оплатить перевоз авоськи.
– Да она лёгкая! Это же трава!
– Они, может, и лёгкая, эта трава, но неудобство пассажирам доставляет, – заметила кондукторша. – Лучше оплатите провоз, а то ведь милиция насчёт травы нынче строгая.
Пыхтя от злости, перевозчица крапивы оплатила багаж и уставилась в окно. Серёге такое прилюдное восстановление справедливости пошло на пользу – настроение