не для уяснения истины, а чтобы спутать, сбить с толку обвиняемого, обезумевшего от боли, вынужденного сознаться в своей вине, тайна следствия, застенок и, наконец, самый способ казни, обставленной ужасающими аксессуарами, – все это, вместе взятое, составляло предмет ужаса для населения, низводило судебный приговор на степень бесчеловечного убийства, совершаемого на законном основании. До какой кощунственной жестокости доходила забота законодателя о последних минутах человека, приговоренного к смертной казни, видно из ордонанса Франциска I от 1534 года. В силу этого ордонанса лицам, приговоренным к колесованию, «должны быть сломаны и раздроблены руки в двух местах, сверху и снизу, а равно хребет, ноги и бедра. Затем их кладут на высокое колесо, поставленное на возвышении, лицом к небу, и в таком положении они должны оставаться в живых, чтобы покаяться, до тех пор, пока это будет угодно нашему Господу оставить их».
Кровь стынет, когда читаешь описание мук, которые претерпевали приговоренные к разным видам смертной казни. Изобретательность средневековых криминалистов была поистине изумительна. Одного факта лишения жизни подсудимого было недостаточно. Надо было усугубить терзания несчастного, замученного страшными пытками, на которые смотрели как на неизбежный обряд предварительного следствия. Вся тяжесть тогдашней карательной системы падала исключительно на простонародье; привилегированные классы имели в этом отношении огромное преимущество над плебеями. Они судились особыми сословными судами, утонченные виды бесконечного мучительства реже применялись к ним, нежели к вилланам.
К смертной казни приговаривались не одни убийцы и поджигатели – она часто применялась к обывателям, вся вина которых заключалась в неаккуратном взносе пошлин или штрафа, наложенного в размере 50 рублей. Откупщики могли казнить лиц, виновных в контрабандном провозе табака и соли. Курьеры имели право требовать быстроногих лошадей; если на станциях не оказывалось таковых, то содержатели почтовых станций подвергались казни через повешение. В доказательство этого права на подорожных красовались три виселицы – на страх нерадивым почтосодержателям. Папа Пий V установил смертную казнь для несостоятельных купцов, особенно если было доказано, что несостоятельность произошла по собственной вине, вследствие беспечности или роскошного образа жизни.
Тогдашняя Франция ничуть не отставала в этом отношении от своей заальпийской соседки. Г-жа де Севинье, рассказывая об усмирении волнения среди бретонского сельского населения, в эпоху «короля-солнца» Людовика XIV, наивно удивляется, как это не надоедает все вешать крестьян. «Nos paysans ne se lassent pas de se faire pendre!»[5] – с умилением восклицает она. В 1757 году некто Дамьен ранил короля Людовика XV перочинным ножом, что, конечно, вызвало взрыв народного негодования. Власти не знали, что бы такое предпринять для сугубого возмездия и достойного наказания преступника. Собственные средства оказались недостаточными для того,