трехсотлетняя доха имеет капроновую подкладку…
– А ты чего сказал?
– Я гений, Борис Львович! Я сказал, что настоящая подкладка из китайского шелка в настоящее время реставрируется в Эрмитаже.
– И они поверили?
– Поверили! – радостно закивал Турбинов. – Говорят меж собой, чего, дескать, зря какому-то Шпаку печёнки поотбивали! Вы представляете, как весело, Борис Львович? Кому-то из-за нас перепало!
Больше не в силах сдерживаться, рычащий Штерн схватил мраморную пепельницу и метнул её в голову Турбинова.
Послышал удар и грохот разлетавшихся кусков мрамора. А после этого удивлённый голос Турбинова:
– Че… Че-то я не понял…
19
В одиннадцать часов на работу явилась секретарша Елена Васильевна. Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна ещё двух сотрудников – Тютюнина и Турбинова. У последнего была забинтована голова и подбиты оба глаза, однако это не мешало ему с энтузиазмом прихлёбывать с блюдечка растворимый кофе.
– Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?
– Да нет, просто небольшой перерыв.
– А я посмотрите что принесла! – похвасталась секретарша и стала разворачивать большой плакат. – В школе у сына к сентябрю галерею портретов меняют – мастеров русской литературы, так вот ему выпало Чехова принести. Антон Палыча… Вот… – Елена Васильевна развернула портрет. – Красиво?
– Красиво, – кивнул Штерн. – Но вообще-то это Троцкий.
– Как Троцкий?! – поразилась секретарша.
– Очень просто. Лев Давыдович, – подтвердил Турбинов.
– Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите как есть, сейчас в школе таким пустякам значения не придают.
– А и ладно, – махнула рукой секретарша и убрала портрет. – Попью-ка я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали новость? Фригидин на работу вышел, собирался к вам зайти.
– Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьёзного?
– Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь постучали, и появился сам Фригидин.
– Долго жить будет, – прокомментировал его появление Турбинов.
– Можно, Борис Львович?
– Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?
– Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и вы, Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.
– В чем покаяться? – спросил Турбинов, поправляя сползавший на глаза бинт.
– Я вёл себя некорректно и недостойно высокого звания бухгалтерского работника, однако теперь все в прошлом. Я другой. Поверьте, Борис Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я – другой.
После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.
– Не смею больше мешать и удаляюсь, – добавил он и вышел в приёмную, плотно притворив дверь.
– Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?
– Я? – Тюгюнин не знал, что ответить. С одной стороны, следовало