Егора. Когда тот проспался, сообщила ему о своем решении. Егор разозлился, ушел, дверью хлопнул, да так, что только что поправленный забор повалился обратно. Егоров водочный запах после целый день выветривался. А потом Егор запил, так запил, что нашли его мертвым в канаве: уснул лицом в воду и захлебнулся.
Вся деревня трещала, что это любовь к Зое его сгубила, что Зоя ему отказала, вот он с горя и начал пить. Но Зоя-то знала, что вовсе не она причиной Егорову пьянству. Ходил к Зое и Борис. С ним поначалу все ладно было. Цветы носил, по хозяйству кой-чо помогал. И не пил. Совсем. На вид Борис был не особо красив: мелкий, без передних верхних зубов, шрам на щеке (говорил, что собака в детстве цапнула). Но разве мужиков за внешность любят?
Борис был Зое не противен, но любви все же не чувствовалось. Но разве она так уж нужна? Разве любовь – основа счастливого брака? Вон, сколько семей живут без любви, детей растят, внуков нянчат, и ничего. Ну, поругаются порой, да разве ж без ругани хоть одна семья обходится? Вот только не нравилось Зое, что Борис ее то по колену под юбкой погладит, то за ягодицы в курятнике ущипнет.
– Нельзя же до свадьбы, Боренька, – хмурила брови Зоя.
Тот ухмылялся:
– Так будет же, будет свадьба, а ты пока дай тебя помацать чутка. От тебя же не убудет.
И Зоя решала, что чутка, пожалуй, можно позволить, но всякий раз, когда Борис тянул к ней свои руки, она ударяла по ним, избегала их. Словом, по-прежнему не давалась. И повторяла:
– До свадьбы нельзя.
А Борис все обещал.
– Да будет, будет свадьба. – Но замуж не звал. А потом зажал Зою как-то в чулане, юбку ей задрал, в панталоны полез, задышал ей в лицо: – Все равно же моя будешь. – Зое так противно стало, так обидно, так липко все это. Схватила она утюг, тяжелый такой, старинный, еще от бабушки оставшийся, и огрела им Бориса по голове. И убежала. Закрылась в комнате и слушает: ушел ли обидчик. А от того ни звука. Умер, что ли? А проверить-посмотреть боязно.
Так и сидела Зоя в комнате, от страха тряслась, от страха же Борису, возможно умирающему, помочь не решалась. Лишь под вечер услыхала возню в коридоре да постанывания: очухался «жених». Из дома выполз. По счастью, ломиться в комнату не стал. То ли испугался, то ли плюнул. Под окнами только остановился и крикнул:
– Стерва! – Может, даже кулаком погрозил в окна или еще какой непристойный жест сделал. Кто ж его теперь знает: к окну Зоя поостереглась подходить. Высидела с полчаса, а потом в кладовую заглянула: на полу небольшое пятнышко крови, значит, не так и сильно ударила. Хорошо, что не в висок.
Зоя взяла тряпку, хлорку и долго оттирал пятнышко, а все равно от него темный след остался. Видать, в напоминание ей о том, что мужикам верить нельзя. Да загляните в кладовку – пятно и поныне там. После Бориса Зоя всех женихов по-новому мерила и неизменно отваживала от себя. У этого взгляд не нравится, этот слишком рано лысеть начал, этот как-то странно говорит, небось, что-то плохое