в аварию попал, и мне обязательно надо сегодня вылететь. Вот-вот мама должна перезвонить и сказать, из какого аэропорта мне лететь.
Нандо с сомнением воззрился на него.
– Ну и где же он сейчас? Папаша твой?
– В реанимации. В Сан-Франциско. Это там случилось.
Нандо нахмурился.
– Жалко, парнишка. Хреновые дела.
Мимо с воем и сверканием проблескового маячка промчалась полицейская машина. Уилл отвернулся от окна и прикрыл лицо рукавом – якобы пролил слезу. Зазвонил айфон. Он посмотрел на экран. ОТЕЦ.
– Мамаша звонит? – осведомился Нандо.
– Нет, это кто-то номером ошибся.
Уилл убрал мобильник в карман и прижал к нему ладонь.
– Я тут просто работаю, понимаешь, да? Босс мой сегодня в Палм-Спрингсе.
– И?
– И гори она огнем, политика компании. Доставим тебя в аэропорт. С ветерком.
Нандо взял ключи с полки внутри стойки и первым зашагал к двери. Уилл вышел следом за ним и быстро посмотрел направо и налево – нет ли рядом его преследователей. Нандо нажал на кнопку на брелоке, и дверца минивэна скользнула в сторону. Уилл запрыгнул в салон и уселся на ближайшее сиденье. Нандо сел за руль и завел мотор.
– Тебя звать как? – спросил Нандо.
– Уилл. Уилл Вест.
– Уилл. Славный ты парень, Уилл. Хочешь помочь своему папашке, когда он валяется в отрубе хрен знает в каком городе? Уважуха тебе.
– Спасибо, Нандо.
– Я своего старикана тоже люблю, брателло. И ежели бы мне сказали, что его подстрелили или подрезали на какой-то там разборке, я бы из кожи вон вылез, чтоб до него добраться – прям как ты, приятель.
Нандо отъехал от тротуара. Когда они выехали на шоссе и направились к западу от города, мимо, завывая сиренами, проехали еще две патрульные машины.
– Слушай, и с чего это копы всполошились на ночь глядя в нашей тихой дыре? Мы сюда своих девчонок увезли из Окснарда, чтоб от этого воя подальше быть – понимаешь, про что я говорю, брателло?
Уилл увидел на приборной доске фотографию полной молодой женщины с двумя пухлыми младенцами. Фотография была вставлена в блестящую рамку. К зеркальцу заднего вида были подвешены на цепочках пластиковая фигурка гавайской танцовщицы и пара игральных костей.
– Понимаю, – отозвался Уилл.
– У меня по матери чумашская кровь есть. Ну, знаешь, племя такое, индейское. Тут ведь наши родные края когда-то были, так что понятно, почему нас сюда тянет, уяснил? Я этот город шибко люблю, брателло. Это ж рай. Тут ведь даже кино снимали, давно это было, потому как говорили, что сильно смахивает на это место… как же его… еще одна древняя группа пела песню… про старого байкера и его чувиху.
– «Шангри-Ла», – подсказал Уилл.
Нандо щелкнул пальцами.
– Шангри-Ла! Точно! «Вернулся мой дружок, теперь жди беды»…
– Хей-на, хей-на, – подпел Уилл.
– А в киношке Шангри-Ла – эта самая загадочная долина, и в этой долине живет племя счастливых древних чуваков, и им всем с виду тридцать пять. А на самом-то деле им лет по пятьсот, а все потому что – никаких тебе стрессов, вот как.
– Это