его на таких промахах.
– Это была небрежность со стороны стюарда, не заметившего его там, – сказал он с притворной суровостью.
– Вы оставили его на полу у кресла, в котором вы читали, милорд, – сказал Добсон. – А он привык иметь дело с джентльменами, которые ставят бокалы на стол.
Маркиз никогда бы не стерпел такой дерзости ни от кого другого, кроме Добсона. Но Добсон знал его, когда он еще не был важной персоной, и они вместе бывали в разных передрягах. Поэтому он и позволял ему вольности, недопустимые при других обстоятельствах.
Позднее в этот день, когда маркиз спустился переодеться к обеду, Добсон сказал:
– Засов на двери каюты рядом с вашей, милорд, должно быть, закрылся во время качки.
Выждав несколько мгновений, он продолжил:
– Плотник пытался его открыть, однако ничего не вышло. Можно сломать замок, но тогда он поцарапает свежую краску.
– Так пусть ничего и не делает! – резко сказал маркиз. – Если засов заело во время шторма, он может сам вернуться в прежнее положение. Мы ведь не пользуемся этой каютой?
– Я разложил там в гардеробе кое-какие вещи вашей милости, – отвечал Добсон.
– Их у меня полно, – сказал маркиз с усмешкой, – и если это единственное, что вас заботит, я очень признателен.
Маркиз знал, что капитан так же доволен, как и он: «Морской конек» великолепно выдержал шторм. Теперь они зашли в более спокойные воды, оставив позади холода и ветры.
Этим вечером маркиз снова прекрасно поужинал. После ужина, как и накануне вечером, он посмотрел в словаре несколько фраз на урду, которые могли быть ему полезны в Сиаме.
Маркиз пришел к выводу, что это очень сложный язык. Он знал его немного, но ему никогда не случалось пробыть в Сиаме достаточно долго, чтобы выучить больше. Однако всегда и во всем стремившийся достичь совершенства, он имел твердое намерение приложить к этому все усилия.
Когда он начал читать «Историю буддизма», то подумал, что ему неплохо бы найти учителя. Хотя он сомневался, что у него это получится, ведь ему не придется провести в стране много времени.
Было уже поздно, когда он спустился к себе. Добсон вышел, и он уже собрался лечь, но обнаружил, что оставил «Историю буддизма» в салоне наверху. Маркиз протянул было руку за колокольчиком, но потом подумал, что может сходить за книгой сам.
Он надел теплый халат, лежавший в изножье кровати. Осторожно пройдя по коридору – яхту еще слегка покачивало, – он поднялся в салон.
Книга лежала там, где он ее оставил. Сунув ее под мышку, он постоял какое-то время, глядя в темноту. Грозовые тучи исчезли, и небо было усеяно яркими звездами. Он хотел выйти на палубу и полюбоваться ими, но знал, что там будет очень холодно. Маркиз уже разделся и не хотел заполучить простуду, которая могла дать осложнения на почки.
С легким вздохом, словно сожалея о том, что он упускает что-то, что могло бы доставить ему удовольствие, он спустился по трапу вниз. Осмонд прошел по коридору к своей каюте, занимавшей