align="center">
Отцы
Памяти Владимира Артеева
У Бога вам прощенья не просить,
поскольку расплатились в полной мере.
И не гадали: «Быть или не быть?»
С любовию, надеждою и верой
вы жили безоглядно, на разрыв,
в одном строю идя к великой цели.
От напряженья губы закусив,
пахали, строили…
И плакали. И пели.
Вы, словно хлеб, делили со страной
на всех – победы, промахи, удачи…
И обрели покой в земле родной.
А Страшный суд для вас не много значит,
коль суд людской вы вынесли, как крест,
среди толпы оставшись человеком —
в жестокий век, забывший стыд и честь…
Вы совладать сумели с этим веком!
Мёртвая дорога
Прикоснуться руками, как будто – к огню,
к стекленеющей стали куржавого рельса.
Не обжечься, но сердцем почувствовать всю
остроту и отраву манящего Цельсия.
В коченеющем небе продрогший петух
прочертил горизонт окровавленным гребнем.
И гудит тишина, словно свесился вдруг
на морозную стынь древний колокол медный.
То ли кости стучат похороненных здесь.
То ли сердце икает густеющей кровью…
Ни кола, ни двора, ни собаки окрест.
Кто же бродит тогда сквозь седое безмолвье?
Скоро вскрикнет петух, затрясёт головой
и рассыплет на снег кумачовую краску.
И нацелит, шипя, клюв изогнутый свой.
И сдерёт темноту, как посмертную маску.
Поминки
Памяти моего дедушки Константина Кривчикова
и других родных – жертв террора сталинской эпохи
Когда встречаются этапы
Вдоль по дороге снеговой,
Овчарки рвутся с жарким храпом
И злее бегает конвой…
Ах, вроде счастья выше нету —
Сквозь индевелые штыки
Услышать хриплые ответы,
Что есть и будут земляки.
Я. Смеляков
На похороны деда не успел.
Мне бабушка открыла дверь. С порога
заплакала. Я постоял немного
в молчаньи. А заплакать не сумел.
Мы выпили с угрюмым стариком —
роднёю дальней. Может быть, в последний
его я видел раз, он из деревни
приехал на прощанье похорон.
Мы пили самогон и говорили
о жизни, не стыдясь и не таясь.
И Сталина, конечно, приложили,
и прошлую, и нынешнюю власть.
Старик завёлся: «Как же так, племяш?
Ублюдки те – живут и в ус не дуют.
Послать бы их в расход – в подвал под пули.
Но где там? Даже в морду им не дашь».
Он стукнул по столу, встряхнув посуду.
«Да будь он проклят, грёбаный ГУЛаг!
Эх, сколько загубили душ, паскуды…
Помянем дядю Костю… Мать их так!»
«Отмучился, –