была окружена землями индейцев вабанаки. Дальше к северу находились враждебно настроенные французы. Ферма была вне зоны досягаемости или защиты властей Бостона, принадлежала морской империи отмелей и утесов, речных берегов и портов; империи, которая за две сотни лет продвинулась не больше чем на сотню миль вглубь материка. Даже будучи на вершине своего могущества в Атлантике, когда британцы контролировали 1100 миль побережья от Ньюфаундленда до Флориды, колониальная Америка оставалась узкой полоской земли, повернувшейся спиной к лесам, жадно вглядывавшейся в океан и в то, что скрывалось за его просторами. Торговля и сообщение, циркуляция новостей и денег совершались на побережье. В те годы для путешествия, скажем, из Бостона в Филадельфию садились на корабль. И пусть Лондон был далеко, в трех тысячах миль по ту сторону океана, он многим колонистам казался ближе, чем они друг к другу или к неизведанным землям и рекам, лежавшим по ту сторону Аппалачей на западе.
Инстинкт заставлял колонистов держаться берега. Каждое утро солнце поднималось из океана, а тени местных обитателей, шпилей и корабельных мачт клонились к лесам, будто указывая цель трудового дня. По мере движения солнца тени медленно поворачивались, пока вечером, когда наступало время идти по домам, они не вытягивались на восток, к Атлантике. Лишь призраки деревьев подползали ближе, растекаясь в сумерках по недавно распаханным полям.
Участок Фипсов был огромен: землей колонисты были богаты настолько, насколько это не представлялось возможным в Старом Свете. Только рабочих рук для ее возделывания, которых в Англии имелось в избытке и по самой низкой цене, здесь катастрофически не хватало. Фипсы должны были увеличивать их число сами. Владельцы табачных плантаций на юге использовали труд рабов из Африки для возделывания своих полей. Но рабы стоили денег, а наличные были в дефиците. Дальше к северу высокая стоимость рабочей силы спасала бедных и умеряла аппетиты преуспевавших. Джон Уинтроп – первый губернатор Массачусетса описал разговор, произошедший, как говорят, в 1630-е годы между неким Хоули и его батраком.
«Хозяин, вынужденный продать пару быков, чтобы выплатить своему батраку жалованье, сказал тому, что больше нанимать его не будет, так как не знает, чем расплатиться за труд в следующем году. Батрак ответил, что может и дальше на него работать за несколько голов скота.
– Но как я сделаю это, – ответил хозяин, – если я уже все продал?
Батрак ответил:
– Тогда ты можешь работать на меня и снова накопишь на свой скот».
В Старом Свете так никто не разговаривал.
УИНТРОП. Хоули и батрак прибыли из Англии, равно как скот и фураж для него, лезвия топоров, которыми вырубали лес, и гвозди, которыми сколачивали дома. В 1620 году табачные плантаторы покупали себе даже английских жен – «молодых и непорочных девушек», как гласили рекламные афиши, – за сто фунтов доброго табачного листа. В следующем году жена тянула на сто пятьдесят фунтов: цены на табак упали.
Но