красно-желтой полуопавшей листвы рождал во мне какое-то тошнотворное ощущение вместе с предчуствием с наступающей депрессией. Так воспринимал всё это мой истосковавшийся по лету и тропикам мозг, которому в который раз было отказано в таком удовольствии. Если бы не кофе, который я поглощал буквально ведрами, я бы, наверное, уже лежал бы по ту сторону этого холодного стекла, истекая своими несбывшимися мечтами…
Я отхлебнул. Напиток всё еще был горяч, но уже не так обжигал нёбо. Глоток душистого черного нектара, щедро согрев пищевод, провалился в мой желудок. Жил я уже несколько лет один и ни капли об этом не жалел. Вайффри, чайлдфри… В общем, был я от всего «фри». Хотя, признаюсь, нередко душа требовала социализации, а тело – женщины, чем я, собственно, и пользовался в определенные, выбранные именно мною, дни. Единственным нерешенным для меня вопросом уже почти пять месяцев оставался вопрос работы, а точнее, её поисков и нахождения. Да и пресловутое давление общества и друзей-знакомых, дескать, чего не работаешь, а кто ты по специальности и тд. И самый тупиковый для меня вопрос: кем работал раньше? Как им про это рассказать? Да еще и про состояние, которое я на этом сколотил… Заклюют же, проклянут…
Сделать второй глоток мне помешал телефонный звонок. Мобильник на столе сзади меня затрубил задорную мелодию в стиле Ska. Обернувшись, я увидел знакомое имя на экране. «О нет, только не он и не сейчас…», заныл мой разум. Но любопытство взяло верх и рука потянулась за трубкой. Немного помешкав, большим пальцем я провел вверх кнопку «принять вызов».
– Пабло-о! – весело раздалось в трубке. Никогда не понимал, почему этот человек часто называл меня на испанский манер.
– Здравствуй, Автандил, – как можно более сухо отозвался я.
– Здорово, дорогой, как ты? Удобно говорить?
Вот это его «удобно говорить» меня сразу насторожило. И мои опасения сразу подтвердились. Однако, не дожидаясь причины его звонка, я решил пойти с места в карьер:
– Если ты по поводу работы, то даже не старайся. С этим покончено. Или ты думаешь, что все такие как ты – бесчувственные и прямолинейные скупердяи, которые даже после того, что произошло не отступают от своих принципов?
Явно наболело. Однако, мой собеседник, ничуть не смутившись, даже с нотками хитрости в голосе сказал:
– Даже так? А если я тебе сообщу, что от Мумриковой у нас есть очень прибыльная сделочка?
Упомянув имя этой особы, он сбил меня с толку. Какое-то время я молчал.
– Что, Пашк, сразу задумался да? – весело продолжал Автандил, а потом чуть серьезнее сказал, – я понимаю, у нас был не самый удачный последний опыт. Но ты же знаешь: это дело закрыто. Ты сделал свой выбор, и я его уважаю. Но в этот раз все будет по-другому, бро, клянусь тебе! Тем более, ты сам помнишь, какие «конфетки» с золотой начинкой нам подкидывала моя подруга.
Однако, я отрицательно замотал головой, как будто собеседник на том конце линии мог меня видеть:
– Нет-нет-нет-нет! Больше я в это не влипну. То, что мы сделали с тобой в тот раз – ужасно!
– Послушай… – еще серьезнее сказал он, – в этот раз тоже ребенок, да… только не перебивай, умоляю! Девочке 12, она страдает очень странной и сильной формой депрессии, когда все чувства атрофированы. Она в детдоме, где работает Ольга, но у нее нет вообще никого! И сама Ольга-то мне её и порекомендовала, причем очень решительно! А ты знаешь, она же директор детдома, если уже ОНА это говорит, то точно можно. Я сам видел эту девочку и свидетельство о её здоровье, её органы не просто в порядке, они в шикарнейшем состоянии!! Всю бухгалтерию и остальные бумаги я тоже проверил, никто не подкопается.
Затем, он начал мне доказывать на особых примерах, что все бюрократические моменты будут полностью улажены и все пройдет абсолютно легально.
Тем не менее после еще нескольких попыток убеждения и моих решительных отказов, Автандил сказал:
– Ладно, Пашка, понимаю. Но если надумаешь, набери меня. Только не шибко долго переваривай это.
Мы завершили разговор. Я был в полном замешательстве. До сих пор в голове у меня были те страшные воспоминания…
…Тусклый, вонючий коридор с трубами… мы с Автандилом идем спешным шагом… ведем с собой перепуганного насмерть мальчишку 10 лет… Ведем как на казнь… Он сопротивляется и спрашивает куда мы его тащим… и тут… лаборатория… импровизированная… в ней хирургический стол… кладем дрыгающегося пацаненка и связываем его, закрывая ему рот… В то же время Автандил велит мне закнуть свой рот и больше не спрашивать его о легитимности всего происходящего… мы затыкаем рот кричащему мальчику не из-за страха быть услышанными (звукоизоляция тут на высшем уровне), а чтобы не действовал нам на нервы… наконец наркоз пошел… ужас на лице бедного ребенка сменился блаженным спокойствием… через несколько минут скальпель блеснул в руке Автандила… органы… продажа… алиби… И потерянная юная жизнь.
Меня передернуло от этих жутких воспоминаний. До сих пор не могу себя простить и понять, что меня вообще сподвигло на это. Будучи уже матерым трансплантологом, я и не думал, что закончу на подработке в этой области,