лужи, компания студентов умчалась прочь, оставляя за собой красные следы и пластиковые бутылки, тоже измазанные красным.
Кира неловко поднялась. Встряхнулась, как мокрая собака, ощущая себя примерно так же, и совершила попытку вытереться, но лишь размазала красное по чудесной темно-оливковой куртке, превратив ее в картину пьяного абстракциониста. Резкий запах усилился. Выругавшись, она попробовала немного почистить руки мокрым снегом, оглядываясь в поисках аптеки, где можно было купить влажные салфетки. Улица радовала глаз мокрым асфальтом, двумя лысыми вязами у ворот кладбища и полным отсутствием аптек. До «Алди» надо было возвращаться полквартала, до метро, возле которого был супермаркет, и того дальше. Упоминание какой-то матери, кровосмесительных связей этой матери с парнокопытными животными и прочими обитателями ферм не изменило положение, но немного улучшило Кире настроение.
Зачерпнув снега и протерев им ладони, она шагнула в ворота в прескверном настроении. Проследовала по красным пятнам, вспоминая о безобидных пикетчиках у парка чуть ли не с нежностью. Акция проводилась против вампирских захоронений и была ярко выражена на некоторых могилах. Вместе с Кирой оценивал вандализм каменный ангел с отбитым кончиком крыла. Молитвенно сложив руки, он смотрел вниз, под ноги, где поперек постамента был написан маршрут, по которому он может пойти. На соседней могильной плите грубым, коротким словом был описан характер покойного. Вереница следов утекала вглубь кладбища и Кира пошла по «хлебным крошкам», вполголоса рассуждая о том, как быстро юным вандалам оторвали бы руки за такую наскальную живопись дома. При всей своей мирной флегматичности болгары уважали память мертвых и чужое горе. В стране бытовала традиция вешать на дверь фотографию усопшего, чтобы любой неравнодушный мог помянуть на Радоницу или в иной день. Сама мысль о том, что кто-то может запачкать такую фотографию краской, была кощунственной.
Следы свободы самовыражения неожиданно привели к искомым ею покойникам. Испытывая недоумение, – погибшие солдаты совершенно точно вампирами не были, – Кира почитала надписи. Из них следовало, что некто Бирн-овцееб променял военную честь на гребаные клыки. Белый обелиск, объединяющий три могилы в одну, украшал звездно-полосатый флаг и групповой снимок. Изображение левого, четвертого солдата, жирно обвели красным и подписали предателем. Замерзая на пронзительном чикагском ветру Кира глядела на морпеха и думала о том, что могло сподвигнуть его на обращение. Каким стечением обстоятельств оно могло произойти в условиях военной базы, куда вампиров не подпускали на пушечный выстрел. Чем рискнули инициирующий и инициируемый вампиры и почему могил три, а имен в бумагах Рейфа четыре. Вопросы множились, ответы не находились. Сделав фото расписного надгробия, имени и снимка, Кира зачерпнула снега и принялась стирать краску с плиты. За этим занятием ее и застала полиция.
Агент Камеро, хмурый, крепкий, почти