мероприятии. Вслед ему что-то сурово кричали, старейшина стучал посохом, дети кидали оскорбления, мать слезно просила вернуться, но он не слышал ничьих увещеваний.
Полдня Инк бродил по шумливому городу среди торговцев, отупевший от усталости, голода и переживаний, однако в какой-то момент он понял – настало время возвращаться домой. Инкард, конечно, мог бы попытаться убежать из дома, а затем переместиться в Гераклион. Но на последнее у него не хватило бы естествознательских сил, а на первое он бы ни за что не решился, ибо преданно любил мать и не мог оставить ее одну.
Сейчас, когда кураж немного отступил, Инк стал испытывать страх. Ужас буквально пронизывал его до самых костей, ибо мальчик остро понимал, что сейчас ему уже не уйти от жестокой расправы. Его вина в глазах остальных была слишком велика. Странное дело – Инка больше волновало отношение матери, нежели жестокие побои Норогана. Мальчик искренне переживал, что причинил боль единственному любящему его человеку. Теперь, несомненно, его с позором выгонят из школы. Как это расстроит мать! Но еще более Инк страшился того, что Павлия сочтет его подлым и недостойным трусом. А он так хотел походить на отца!
Как заправский лис кружил Инк вокруг своей камеры, не решаясь зайти внутрь. Однако в какой-то момент он набрался мужества.
Нороган восседал на бархатной кушетке, и, подобрав под себя длинные ноги, задумчиво курил кальян. Матери не было видно.
– Она легла спать пораньше. Слишком переживала за тебя, – объяснил отчим спокойным и даже каким-то терпеливым тоном.
Инк нервно сглотнул слюну. Как бы он ни храбрился на собрании, как бы дерзко себя ни вел, и как бы ни кружила ему голову маленькая победа, теперь, когда он исподлобья глядел на мучителя, ему стало по-настоящему страшно.
– Зачем ты открыл загон? – ровным голосом поинтересовался Нороган, выпустив колечко дыма. Пряный сладкий аромат яблока проник Инку в легкие, вызвав очередной неприятный спазм в желудке.
– Я не делал этого. Но мне стало жалко Тушка… Саиба. Если бы его признали виновным, отец избил бы его до полусмерти, – жалко пролепетал Инкард, чувствуя, как с каждым новым признанием слабость все более охватывает его тело.
Нороган удивленно приподнял брови.
– Значит не ты выпустил муравьев?
– Н-не я.
– Но ты понимаешь, мой мальчик, что в таком случае вина твоя увеличивается?
Инк не понимал, ведь, в сущности, вина его увеличилась лишь оттого, что он повел себя благородно, в духе своего отца, а это не могло не взбесить человека, столько лет с ним соперничавшего.
– Тебя с позором выгнали из школы, куда твоя мать слезно просила тебя зачислить. Теперь нам придется платить большие деньги, чтобы нанимать частных преподавателей. Огромные расходы, ты понимаешь? Соседи по пещере теперь думают, что наш сын – отчаянный разбойник. Пятно на репутации, которое не смыть, а мы и так чужаки в Тимпатру. И все эти неприятности произошли лишь из-за того,