рта вылетал продолговатый шар, а внутри него было написано: ЗАПОМНИ, СЫНОК! И ниже на доске размашистым почерком матери было выведено имя доктора Арлиндера и его номер телефона: 681-4330. Мать записала его не сегодня и не потому, что ей срочно понадобилось ехать к Бадди; номер висел здесь вот уже недели три, потому что у бабули снова начались «приступы».
Джордж снял трубку и прислушался.
– …ну, я и говорю ей: «Послушай, Мейбл, если он обращается с тобой, как с какой-то…»
Он повесил трубку. Генриетта Додд. Генриетта вечно висела на телефоне, и если дело происходило днем, то фоном для ее болтовни были бесконечные диалоги из мыльных опер. Как-то вечером она выпила с бабулей по стакану вина (кстати, именно с тех пор и начались «приступы», и доктор Арлиндер сказал, что бабуле ни в коем случае нельзя давать вина на ночь, да и маме его пить тоже не следует, – Джордж тогда очень расстроился, потому что, выпив вина, мать становилась веселой, все время хихикала и рассказывала разные занятные истории из своего детства), так вот, после этого мама сказала, что стоит Генриетте Додд еще раз раскрыть рот, и она выпустит ей кишки. Бадди и Джордж дико хохотали, а мать, спохватившись, тут же прикрыла ладошкой рот, а потом сказала: «Только никогда никому не рассказывайте, ЯСНО?», а потом вдруг тоже начала смеяться. И они втроем сидели за кухонным столом и хохотали; этот шум разбудил бабулю, и она вдруг начала кричать:«Рут! Рут! Р-У-У-У-Т!» своим пронзительным, визгливым голосом, и мама тут же перестала смеяться и побежала к ней в комнату.
Сегодня Генриетта Додд могла болтать по телефону что угодно и сколько заблагорассудится, Джорджу было плевать. Он просто хотел убедиться, что телефон работает. Две недели назад была страшная гроза, и с тех пор он время от времени отключался.
Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает картонную бабушку. Интересно, на что это похоже – иметь вот такую, румяную и улыбчивую, бабулю?.. Его бабуля была огромной, толстой и слепой, к тому же она в последнее время сильно одряхлела от гипертонии. Порой, когда у нее случались «приступы», она, по выражению матери, превращалась в сущую мегеру. Кричала, звала людей, которых не могло быть рядом, вела бесконечные беседы сама с собой, бормотала какие-то бессвязные, бессмысленные слова. Однажды, во время последнего, совсем недавнего приступа, мама слушала все это, потом вдруг побелела как полотно, ворвалась к ней в комнату и стала кричать, чтоб она заткнулась, заткнулась, заткнулась! Джордж очень хорошо запомнил этот случай. Не только потому, что впервые услышал, как мать кричит на бабушку, но потому, что на следующий день вдруг выяснилось, что кладбище «Березки» на Мапл-Шугар-роуд подверглось акту вандализма – многие могильные плиты были вывернуты, старинные, девятнадцатого века, ворота повалены, и то ли одна, то ли две могилы вскрыты. Осквернение – вот как выразился по этому поводу мистер Бердон, директор школы, собрав на следующий день учеников всех восьми классов. И прочел им лекцию на тему, что есть «злостное хулиганство», объяснив, что многие выходки «вовсе нельзя