Отголоски Бездны. Зенон Нова

Космонавты – не машины, им свойственно уставать. Но потом началось то, что невозможно было объяснить никакими научными данными. Алексей начал видеть странные тени в периферическом зрении, слышать шепот в наушниках, когда эфир был абсолютно чист. Он говорил о каких-то “космических глазах”, что следят за ним из темноты.

      Ирина нахмурилась. Она перебирала в памяти все возможные варианты: гипоксия, вызванная неисправностью системы регенерации воздуха, воздействие космической радиации на мозг, гормональный сбой, психическое расстройство, спровоцированное изоляцией… Ничто не давало исчерпывающего ответа. Результаты анализов, полученные с МКС, были в пределах нормы. Полный парадокс.

      В этот момент к ней подошел Геннадий Морозов, руководитель полетов, высокий седовласый мужчина с лицом, изрезанным морщинами, словно карта морских глубин. В его глазах плескалась тревога.

      – Ирина, как он? – спросил он тихо, стараясь не привлекать к себе внимания.

      – Все хуже, Геннадий Петрович, – ответила Ирина, не отрывая взгляда от экрана. – Кардиограмма падает. Он почти не реагирует на стимулы.

      – Что говорят на станции?

      – Связи нет. Полная тишина.

      Морозов тяжело вздохнул и потер переносицу.

      – Попробуйте еще раз, – приказал он одному из связистов. – Во что бы то ни стало. Нам нужно знать, что там происходит.

      Связист кивнул и с удвоенной энергией начал перебирать частоты.

      – Доктор Соколова, – раздался голос из громкоговорителя. – Вас срочно вызывает директор.

      Ирина кивнула и, оставив Морозова у консоли, направилась к кабинету директора. Она чувствовала, как на нее устремлены взгляды коллег, полные вопросов и беспокойства. Каждый из них понимал, что над миссией нависла серьезная угроза.

      В кабинете директора, Юрия Константиновича Журавлева, было темно. Единственным источником света был настольный светильник, освещавший массивный дубовый стол, заваленный папками и документами. Сам Журавлев, сухой, подтянутый мужчина с острым, проницательным взглядом, стоял у окна, спиной к двери, и смотрел на огни ночной Москвы.