матери, что отец умер, описывала похороны и перечисляла, кто из членов семьи на них присутствовал. Матери это не приносило ничего, кроме тревожного возбуждения. «Но, мама, зачем я буду лгать тебе? – убеждала Мириам. – Да еще когда речь идет о таких вещах. Ты же знаешь, я никогда не вру». «Милая, – отвечала мать, – я знаю, что ты не врешь. Ты просто очень сильно заблуждаешься».
Наконец однажды Мириам проглотила комок в горле и, заручившись поддержкой персонала дома престарелых, начала импровизировать, подыгрывать матери – не всегда, но в большинстве случаев. При каждом визите ей приходилось определять, в каком именно мире живет сейчас мать, и соответственно играть свою роль. Это было нелегко – очередной визит приносил очередные сюрпризы. Но мать Мириам стала намного счастливее.
Эмпатия – вот черта характера, которую мы ценим в себе и наших друзьях, в коллегах и обслуживающих нас профессионалах. Мы неоднократно убеждались, что способность испытывать эмпатию занимает центральное место в практической мудрости: до тех пор пока человек не в состоянии понять, что думают и чувствуют другие люди, ему трудно решить, как следует поступить. Но эмпатия имеет и обратную сторону: чрезмерное сопереживание, постоянное рассматривание вещей с другой точки зрения может помешать нашему собственному суждению и парализовать выбор.
Эдмунд Пеллегрино – ученый и председатель американского Президентского Совета по биоэтике в 2001–2009 годах – объясняет это так: «Врач, излишне тесно идентифицирующий себя с пациентом, слишком сопереживающий ему, теряет объективность, необходимую для оценки того, что происходит и что следует делать. Чрезмерное сострадание мешает и может вылиться в отсутствие нужных действий»[26].
Рассмотрим пример Брэда, молодого профессора литературы и любителя пробежек, у которого нашли рак кости в области коленного сустава. Лечащий врач успел довольно хорошо узнать Брэда и испытывал к нему приязнь. Брэд был одним из его любимых пациентов, и врач всеми доступными средствами стремился избавить его от дискомфорта. Дело в том, что обычно рак в области коленного сустава требует ампутации, но уже появился препарат, способствующий уменьшению опухоли. Применение препарата давало шанс заменить ампутацию хирургическим иссечением. Проблема заключалась в том, что препарат являлся чрезвычайно токсичным и имел очень неприятные, изнуряющие побочные эффекты. Некоторые из них были настолько серьезными, что требовали постоянного мониторинга. В результате Брэд выглядел сильно измученным – ему не хватало сил подняться с кровати, и он не мог есть, потому что его постоянно тошнило.
К концу третьего цикла приема препарата у Брэда начался жар. Доктор осмотрел его, но не сумел найти источник инфекции. В тот же день у Брэда развился септический шок. Источником оказался абсцесс в левой ягодице. Позже врач объяснил, каким образом он это упустил: осматривая своего любимого пациента, измученного болезнью и токсичным препаратом,