й сад шагал,
С мелками всех цветов в карманах,
Он вовсе дня счастливей не видал.
Вернуться, наконец, туда, обратно,
С друзьями вместе шумно поиграть,
Старушку нянечку позлить изрядно,
Ну и в обед, конечно же, поспать.
Но вместо той ворчливой старой клуши,
Стояла новый воспитатель у ворот,
Застыла статуей, и навострила уши,
Встречала, будто совершила приворот.
Улыбка, ямки на щеках, помада,
Похожа на амелии бутон,
Как из античности она, дриада,
Казалась самой милой из персон.
А голос её пел и был так сладок,
Он отражал изящество и власть,
Обнял и приоткрыл вуаль загадок,
Пред ним хотелось на колени пасть.
Но всё одно покоя не давало,
Во взгляде нечто странное поймал —
Притворство без сомнений тут витало,
И кожа нянечки блестела как металл.
***
В тиши дневного сна по стенам,
Под шум дождя и рокот грома,
А в промежутках, вторящие стонам,
Полезли тени мрачные с разлома.
Ворочался мальчишка что-то долго,
Уснуть не мог, один из всех детей,
В окно смотрел, что закрывала шторка,
Вдруг видит след стальных когтей.
Как призрак, тень ночная и туман,
Так воспитатель меж кроваток ходит,
И злобно напевая, как дурман,
Детей с собою в мир иной уводит.
Подушки к лицам прижимает нежно,
И угасает жизнь во взгляде ледяном,
А каждый крик сокрыт небрежно,
Раскатом грома, ливнем за окном.
И шум дождя сильнее нагнетал,
Привиделся кошмар? Какие зверства!
Никто придумывать такого бы не стал,
Душа кричит: «Спасайся, жертва!»
«Проснись скорей от лап кошмара,
И прогони все тени вон,
Пускай падёт тревожности тиара —
Ведь это только страшный сон».
Момент, и вдруг, действительно очнулся,
А за окном всё тот же день.
Спокойно выдохнул и сладко потянулся,
Но понял – подниматься лень.
Он вскоре рассказал другим что видел,
Столпились, слушали, гадали.
Один как закричит: «Он всё предвидел!»
Все уши аж позакрывали.
И воспитатель как-то всё узнала,
Сказала: «Что ты, милый, глупость!
А ты у нас трусишка? Я не знала.
Давай скорей забудь ты эту дурость».
Смотрел в её глаза, искал поддержку,
Но снова нечто он за ними разглядел —
Тупую ненависть и пристальную слежку,
Сбежать и спрятаться вдруг сильно захотел.
***
Но всё прошло, и в свете дня,
Перевалила стрелка на часах направо.
За всеми уж пришла родня,
И подгоняла отпрысков гнусаво.
Раздался эхом треск звонка. «Так-так…»
Там голос тараторит в спешке —
«Ребёнка не забрать домой никак».
«Ты их не жди» – и расплылась в усмешке.
Упала на плечо рука опасно,
Помяла плоть, прижав слегка, украдкой,
И улыбнулась воспитатель: «Ясно,
Я буду с ним, конечно, всё в порядке».
Родители от счастья чуть ли не рыдают,
Расслабленно вздохнули, камень с плеч!
Сердца в покое, больше не страдают,
«Пускай пораньше не забудет лечь!»
***
И вот их сын один, разглядывает тени,
Снаружи вдалеке трещит знакомый гром.
Так скучно одному ходить считать ступени,
И дробь от капель возвращает в сон.
Так плавно ночь пришла, пора в кровать,
Но чувствует, что он кошмара обитатель.
Сердечко бьётся, не даёт поспать,
На цыпочках идёт узнать где воспитатель.
Вокруг темно, а впереди пустынный коридор,
И дверь в тот самый кабинет в стене увязла,
Но заглянуть туда? Сейчас? – Какой же вздор!
И тянется