красными воротами. Тории, некогда алые, как закат, теперь походили на ржавые клыки, впившиеся в серое небо.
«Привет, новое жилище», – пробормотала она, переступая порог. Гравий хрустнул под ботинками, а ветер донёс запах прелых листьев и чего-то сладковатого – словно тление давно забытых подношений. Храм был крошечным: главный зал с потемневшими деревянными стенами, пара подсобок и заросший сад камней, где мшистые валуны напоминали спящих черепах. Бабушка Митико никогда не говорила об этом месте. Почему завещала его ей – беглой аспирантке, бросившей диссертацию о синтоистских ритуалах ради работы в кофейне?
Аяме толкнула скрипучую дверь главного зала. Внутри пахло ладаном и пылью. Алтарь был пуст, если не считать завёрнутой в белую ткань фигуры – видимо, статуи ками. Полки по стенам ломились от пожелтевших свитков и коробок с ритуальными принадлежностями. На самом видном месте лежал конверт с её именем, написанным бабушкиным дрожащим почерком.
«Аяме, если читаешь это, значит, я уже ушла. Прости, что не сказала раньше. Симбэй – не просто храм. Это щит. Ты должна его защитить».
Она фыркнула, сминая письмо. Щит? От чего – от дождей? Храм выглядел так, будто рухнет от порыва ветра. За окном хлопнула ставня, и Аяме вздрогнула. Глупо. Она же не ребёнок, чтобы бояться теней.
Ночь наступила стремительно. Аяме разложила спальник перед алтарём, отказавшись от идеи спать в сырых боковых комнатах. Гроза бушевала за стенами, рисуя на сёдзи безумные узоры молний. Она достала дневник бабушки – толстую тетрадь в кожаном переплёте, испещрённую символами, которые напоминали то ли иероглифы, то ли детские каракули.
– Код? Или бабушка просто сошла с ума к старости? – пробормотала Аяме, листая страницы.
Внезапно где-то в саду раздался смех. Высокий, звенящий, как бьющееся стекло. Аяме замерла, прислушиваясь. Ветер донёс шепот – десятки голосов, спорящих на незнакомом языке.
– Воображение, – твёрдо сказала она себе. – Усталость, стресс, чужое место.
Но когда она потянулась выключить фонарь, луч света мелькнул по саду – и Аяме увидела её. Девушку в изорванном кимоно цвета грозовой тучи, стоявшую среди камней. Её лицо было скрыто бумажным зонтиком, но Аяме почувствовала, как по спине побежали мурашки.
– Кто… – голос сорвался.
Зонтик повернулся, и Аяме вскрикнула. Вместо лица – пустота, чёрная дыра, затягивающая свет.
Она отпрянула, ударившись о алтарь. Ткань соскользнула со статуи, и Аяме зажмурилась, ожидая удара… который не пришёл. Тишина.
Когда она осмелилась открыть глаза, в зале никого не было. Только луна, выглянувшая из-за туч, серебрила пол. Дрожащими руками Аяме поправила ткань на статуе – изваяние божества с лисьей мордой и двумя мечами.
– Фу, – выдохнула она, сжимая дрожащие пальцы. – Галлюцинации. Только и всего.
Но на полу у двери лежал мокрый омикудзи – бумажное предсказание. Аяме подняла его. Чернила расплылись, но слова проступали, будто выжженные:
«Он найдёт тебя до рассвета»
Сердце застучало в висках. Аяме бросилась запирать дверь, но щеколда была сломана. Вместо этого она придвинула к входу тяжелый сундук с ритуальными масками – страшными рогатыми лицами, которые теперь казались насмешливыми.
Спать не хотелось. Она уселась у окна, завернувшись в плед, и уставилась на сад. Камни блестели под дождём, как чешуя.
– Ты видела её, да? – прошептал чей-то голос.
Аяме вскочила. На крыше, залитой лунным светом, сидел лис. Нет, не лис – он. Три пушистых хвоста медленно раскачивались, словно маятники, а глаза светились янтарным огнём.
– Не бойся, – сказал он, хотя его пасть не двигалась. Голос звучал прямо в голове, сладкий и опасный, как вкус несъедобной ягоды. – Она просто хотела поиграть.
– Я… я сплю, – выдавила Аяме.
Лис рассмеялся.
– Спишь? – Он прыгнул на ветку клёна, и листья зашелестели, будто аплодируя. – Тогда позволь подарить тебе сон.
Он махнул одним хвостом, и воздух наполнился запахом сакуры. Аяме почувствовала, как веки тяжелеют. Последнее, что она увидела перед тем, как сознание поплыло – отражение в луже. Не своё, а её – жрицы в белом, с колокольчиком на запястье.
А утром на пороге лежала ветка сливы в снегу. Сезон цветения давно прошёл.
Глава 2: Тени в саду камней
Утро в Симбэй началось с тишины, густой, как смола. Аяме проснулась на полу, прижав к груди дневник бабушки. Лучи солнца пробивались сквозь щели в ставнях, рисуя на татами полосы света, похожие на клетки тюрьмы. Ветка сливы у порога завяла за ночь, лепестки почернели, будто их опалило пламя.
«Сон. Всё это был сон», – повторяла она про себя, разогревая консервированный суп на походной горелке. Но на запястье краснела царапина в форме полумесяца – точно такая же, как у жрицы из её ночного видения.
Дневник лежал раскрытым на странице с рисунком трёххвостого