знал, что она хочет большего, но у меня нет таких чувств. Похоже, ее надежды не угасли, раз она все еще согласна на мимолетные встречи пару раз в месяц. Не заостряя на этом внимание, я быстро перекусил на кухне и поехал за агерой, которую должны были подделать в автосалоне. Ближе к одиннадцати вечера, когда звезды начали выглядывать из-за темных облаков, Тёрнер забрал меня на своем джипе. Мы вырулили на пустынные улицы, направляясь к Скотту, у которого обычно проходили странные вечеринки – хотя называть это "вечеринкой" было бы довольно натянуто.
– Боюсь представить, сколько народа будет на этой крыше, – я усмехнулся, подстраивая сидение и откидывая спинку назад, чтобы устроиться поудобнее. Размышляя о предстоящем, не мог не вспомнить, как наш друг любил собирать компанию на той самой почти заброшенной крыше здания, где когда-то жила его бабушка. Эта крыша стала для нас клубом, когда в настоящие нас еще не пускали.
– Да, понятия не имею, как его до сих пор не посадили, – ответил Тёрнер, его голос звучал легкомысленно. Мы рассмеялись, признавая правду. Завернув за поворот, Тёрнер резко остановил машину, и я в смятении уставился на него.
– Ты что, забыл дорогу? Нам идти еще минут пятнадцать, – произнес я, удивленно приподняв бровь.
– Не ной, я не хочу, чтобы тачку загребли копы. Если мы встрянем в какое-то дерьмо, отец попадёт второй раз в больницу, не выдержав, что я снова вернулся в подростковые годы, – объяснил он, отстегиваясь и открывая дверь. Я выдохнул, покачав головой, и вылез за ним следом, ощущая, как холодный ночной воздух обдает моё тело и вызывает мурашки.
– Как знаешь.
Мы двигались вдоль дороги, и я не мог не оглядываться, пытаясь восстановить в памяти улицу, которую не видел уже несколько лет. Скотт на какое-то время прекратил устраивать вечеринки, и это место словно впало в забвение. Оно сохранило свою обыденность, как старый фильм, который показывают по телевизору, когда у вас нет ничего лучшего, что можно посмотреть.
– Ничего не изменилось, все так же, – произнес я, шагая рядом с Тёрнером. Кивнув на граффити, которое мы с ним и Дастином рисовали несколько лет назад, я вспомнил тот случай, когда мы едва успели убежать от копов за порчу имущества, оставив за собой только смех и адреналин.
– Мой персонаж самый крутой, – с гордостью в голосе сказал я, глядя на слегка выцветший рисунок, который все еще выглядел живым, несмотря на годы.
– Только ты так думаешь, – ответил Тёрнер, смеясь. Он был прав, конечно, но в то же время моё эго отказывалось это принимать. Мы поднимались в жилой дом, и с каждым шагом я слышал легкую мелодию Ванильного льда2 , доносящуюся из-за закрытых дверей. Это создавало особое чувство, как бы возвращающее во времена беззаботной юности. Когда мы достигли верхнего этажа и вышли на лестницу крыши, в воздухе царила атмосфера веселья и свободы. Я увидел толпу людей – веселящихся, обменивающихся шутками и смехом. Столики были уставлены бутылками с алкоголем, а в воздухе витал сладковатый запах табака и зазы3, смешивавшийся с ароматом жареных