делает что-то просто так: каждый ест, говорит, двигается и думает по-своему, и я всегда хотел понять, что за чем следует. Тогда еще не особо понимал, что стояло за странным поведением отца, но оно вызывало во мне тревогу, как будто готовя меня к надвигающейся буре.
Мать уже несла мне газировку, как я встал из-за стола и, сказав спасибо, поднялся в комнату. Помню, когда я уходил из столовой: мне все время хотелось повернуться и посмотреть на отца, увидеть, смотрит ли он вслед за мной или нет, но я сдерживал себя, одновременно пытаясь осмыслить тот момент. Конечно же, его поведение я так и не смог истолковать, ведь мне было всего пятнадцать или, может, четырнадцать… Сам уже не помню, ну да какая разница…
Когда я поднялся в свою комнату, у меня в голове носилась целая буря мыслей, которая буквально валила все на своем пути. Она была уникальной: в ней самой была другая буря, а в той – другая, и так бесконечно, бесповоротно и жестоко, а я ведь был всего лишь ребенком.
Постоянно приходили мысли о матери, отце, будущем и невыносимости жизни. В голове вертелась картина того, как я собираю вещи, убегаю жить в лес, как мать плачет, а отец угрюмо сидит на диване, сверля суровым взглядом пол. Мне не было страшно от мысли, что на меня могли напасть волки или медведь: я боялся мучения родителей, ведь даже отец переживал немало, просто, в отличие от матери, ему было чем отвлечься.
На фоне всего этого время от времени тело пробирало напоминание о грядущей лавине дерьма. В доме было слишком тихо, а так обычно бывало или когда отец был на охоте, либо когда приближался очередной конфликт. Я ненавидел это ощущение; оно не давало мне сконцентрироваться на уроках, а когда меня клонило в сон, и снизу начинали доноситься их громкие голоса – мыслей становилось больше, и мной овладевала бессонница. Как же я ее ненавидел: свет колит глаза, голова болит, а сам ничем не отличаешься от чертовых зомби. Правда, когда она проходила, наступало просто божественное время отдыха, и ничто, даже вопли предков, не могли помешать моей великой отключке.
Короче говоря, в тот день я ожидал начала еще одного цикла бодрствования, но родители решили меня пощадить: ссора так и не состоялась. Помню, я лежал в кровати с книгой, одновременно путешествуя по прекрасному миру фэнтези, пытаясь не пропустить первый крик папаши. Время проходило, и чем дольше продолжалась тишина, тем сильнее я радовался. Казалось, что мои родители решили выйти из замкнутого круга непонимания и перейти на новый уровень. В конце концов, я уже перестал читать, а просто начал представлять их примирение, как наша семья медленно, но однозначно возвращается к нормальной жизни и общению, мама улыбается по утрам, а отец целует ее перед уходом, как в старые добрые времена. В детстве сила моей фантазии была бесконечной. Я постоянно представлял прекрасные сюжеты о нашем будущем – один лучше другого, но каждый – вдали от того проклятого дома. Те часы были особенными, но чертов пессимизм, накопившийся в зеленой голове, сделал свое дело: после некоторого времени мечтаний я начал представлять менее веселые