что делается! – встретил Шестова заведующий отделом, старая грымза Чикин. – Пшеничка вверх ползет. За каких-то два часа – семь пунктов против вчерашнего… Что сие чудо значит?
– Жрать нечего, вот и ползет пшеничка, – вздохнул Гриша.
– Скажи ты! – удивился Чикин. – А урожай вроде накосили неплохой.
– Урожай выращивают… – начал было Гриша, но вспомнил о просьбе Рыбникова.
Телефон в машине первого заместителя отозвался сразу:
– Поезжай в «Кис-кис», Григорий… Коробочку не забудь. А сейчас включи громкую связь. Чикин? Отпусти Шестова на пару часов. Есть для него спецзадание.
– Да, Николай Павлович, – поспешно отозвался Чикин. – Вас понял, спецзадание для Шестова. Не беспокойтесь. Николай Павлович, комментарий я сам напишу, тряхну стариной…
Положив трубку, Чикин отер лоб. В любом вызове начальства ему всегда чудилось громыхание судных труб. Чего греха таить – по блату попал когда-то неудавшийся комсомольский работник Чикин в газету, по большому блату. Вот уж и благодетель его, в газету устраивавший, переселился в мир теней, вот уж Чикин очень удачно, в самом начале кампании, партбилет положил по собственному желанию, вот уж и сам чему-то, натужно скрипя мозгами, научился, вот уж и кресло заведующего высидел непрестанными трудами, но и на склоне лет не забыл – по блату существует… Он даже Гриши Шестова, подчиненного своего, побаивался, словно Гриша в любой момент мог спросить: а что это, братцы, за природный факт – Чикин? Шестова на плаву собственное перо держало, а не чужая мохнатая лапа, и потому Гриша мог сам кого угодно и куда угодно устраивать. В глазах Чикина тлело тоскливое любопытство, пока Шестов собирал в кейс диктофон, портативную видеокамеру и дистанционный принт к редакционному телетайпу.
На улице плавилась жара. Старые тополя на Цветном бульваре, казалось, на глазах желтели и скручивались от зноя. Сладковатая удушливая вонь висела в воздухе, и Гриша побыстрее забрался в нижегородский додж с надежным кондиционером. Едва уселся за руль, в боковое стекло постучали. Полноватая блондинка, то ли подкуренная, то ли просто пьяная, что-то кричала и скалила крупные зубы. Гриша отмахнулся и включил скорость.
В пределах Садового кольца разрешалось движение машин только по спецпропускам, поэтому улицы тут не так были забиты транспортом. Подъезжая к Трубной площади, Гриша заметил в начале Рождественского бульвара патрульный «мерседес». Проклиная свою забывчивость, достал из бардачка белую наклейку с большими зелеными буквами – «пресса». На стоянках Гриша прятал наклейку, ибо она стоила бешеных денег в среде спекулей и бомбил. Дорожная служба почти никогда не вязалась к машинам с наклейками «пресса» и «ТВ».
Однако патрульных Гриша увидел слишком поздно, а они засекли, как водитель доджа судорожно лепит фирму на ветровик. Мерседес как синяя молния метнулся навстречу, завизжали покрышки, из дверец в желтыми орлами вывалились дюжие ребята в комбинезонах, касках, с револьверами на изготовку.