диалоги, очень старается выразить эмоции, повышает голос, смеется, плачет. Со стороны это выглядит довольно нелепо, но Веслава жалеет его.
Она сидит около окна и вяжет очередной шарф, скорее для успокоения нервов, чем для использования по назначению. Этих полосатых шарфов уже так много, что скоро ими можно будет укутать всех простуженных Нью-Йорка.
Поздние вечерние часы – это свободное время Веславы. Хана к тому времени покормлена, помыта, лежит в чистом белье, Веслава перевернула ее с бока на бок, сделала ей массаж спины, чтобы пролежни – ужасная беда всех лежачих больных – не так быстро распространялись по телу. И теперь свободна. Но, чтобы использовать эту свободу, найти ей применение, совсем не осталось сил. Тем более на улице дождь, пересекает по кривой линии оконное стекло, забивается куда-то в раму, капли сбегают вниз мелкими серебряными цепочками, довольные, что заслонили Веславе всю бесхитростную панораму этой тихой улочки Бруклина.
Уже четыре месяца она здесь, рядом с Ханой. Прошлая сиделка, молоденькая китаянка Шань Ли, не выдержала нагрузки: переворачивать грузную Хану непросто, пересаживать ее в кресло для умывания по утрам – руки деревенеют, а мыть ее, менять постель, кормить с ложечки… Но Веслава справляется и не жалуется. Не зря она столько лет проработала в гериатрическом отделении. Впрочем, а кому бы она жаловалась? Она должна быть благодарна судьбе. Дариуш нашел ей эту работу, познакомил с Гарри Шенком, который отвез ее к своим родителям, пообещав уладить все формальности. Теперь у нее своя аккуратная комнатка.
– Раньше здесь была спальня для внуков, но, когда Гарри разошелся с женой, а та укатила в Австралию, дети у нас почти не появляются.
Оскар произнес это привычно спокойным тоном, в котором, однако, слышалось едва уловимое сожаление.
Веславе было забавно жить в комнате, где люстра – смешная пчела, на занавесках – сочные малинки, а над кроватью висит постер с Винни-Пухом. Такая веселая детская комната в таком невеселом доме, хозяйка которого не поднимается на ноги уже больше полугода.
С Оскаром Веслава подружилась, и это очень облегчало ей работу. Он не ворчал, не придирался по пустякам. «Землячка!» – обрадованно сказал, узнав, что Веслава из Кракова.
Когда Хана засыпала, Оскар грел себе молоко с медом и заботливо делился им с Веславой. Кто-то убедил Оскара, что это полезно. Мед Веслава не любила, но из деликатности не решалась попросить Оскара не добавлять его в молоко.
Не раз Гарри предлагал родителям переехать в Манхэттен, поближе к маленькой студии, в которой он поселился после развода. Но Оскар ни за что не соглашался: он привык к этому району и не готов менять свой образ жизни.
– Умирать буду здесь! – бодро, почти весело сообщил он Веславе, когда знакомил ее с квартирой.
– А может, вы из семьи долгожителей и жить вам еще много лет?
– Все может быть,– быстро согласился Оскар,– но генетический код в моем случае ни о чем не скажет. Ни один из моих близких родственников не дожил