патентному делу и английскому. Теперь у меня профессия, я независимый человек… Не знаю, что бы со мной было, не попади я к вам на работу…
— Да что вы, Галина Петровна, не надо меня благодарить. Я сам был заинтересован взять человека без гонора, который бы выучился и был предан моей фирме. Я уже нахлебался этих молодых, длинноногих. Каждый раз, когда заходила в кабинет, она не о деле думала, а предлагала себя. Казалось, хотела одного — уложить меня в свою постель. Сейчас время работать, если хочешь добиться успеха. И, короче говоря, я решил, что буду искать солидную женщину, чтобы работала! И тут явились вы, «как гений чистой добросовестности», если можно так перефразировать Александра Сергеевича. Вы пришли такая худенькая, маленькая, смущенная, как будто милостыню просить.
— А я и просила милостыню, — перебила Лина с грустной улыбкой. — Ведь для меня работа была почти то же, что для нищего кусок хлеба. А худенькой, маленькой стала от горя после смерти мужа. А до этого, — вы бы не поверили, — килограмм 80, не меньше, весила и никак не могла похудеть. А горе меня мгновенно «похудело». А маленькой была из-за опущенных плечей в прямом и переносном смысле…
— Это неважно, — перебил ее начальник, — я рад, что не ошибся, приняв вас. Более того, вы превзошли все мои ожидания. Вы сейчас уже бесценный работник. — Он, подлив шампанского в ее бокал, протянул свой, этим призывая еще выпить. — А знаете, — продолжил Данила Иванович уже веселым, игривым тоном, — я даже рад, что вы ненавидите Америку. Теперь я спокоен, что вы там не останетесь, — он громко расхохотался от своих слов и резко остановился, спросив: — А все же, что тому причиной, если не секрет?
— Понимаете… Как вам сказать… — Лина подбирала слова. — Я пережила жуткую драму, о которой можно было бы написать целый роман. Но никто, кроме моих двух подруг и дочери одной из них, не знает об этой драме по сей день, хотя она случилась очень давно. Вы единственный теперь во всем мире тоже узнаете, — сказала Лина, жалобно посмотрев на собеседника, словно моля его о хранении тайны, которую ей уже самой захотелось выплеснуть наружу. — Это очень длинная история, — продолжила она, опустив голову.
Данила Иванович молча подлил ей шампанского в бокал, и она, механически отпив немного, продолжила.
— Когда-то давно, тридцать лет назад, когда я ждала второго ребенка, мой муж, очень успешный в карьере ученый, тогда уже без пяти минут доктор наук, получил полногабаритную квартиру в Академгородке и я решила справить новоселье со своими подругами.
Это были мои школьные подруги. Кстати сказать, в далекие школьные годы нас сдружило то, что среди одноклассников нас троих «избрали» самыми красивыми девочками в школе в нашем потоке. — Лина покраснела и засмеялась с выражением неловкости, как бы ища снисхождения у собеседника за нескромность. — Нет, конечно, наша дружба была не на этом основана. — Лина улыбнулась. — Мы дружили очень красиво и искренне. Правда, после школы нас вначале всех разбросало. А потом волей судьбы мы с мужем оказались в Академгородке, где к тому времени уже жила