поинтересовался парень.
– За куплетики твои, запрещенные! – объяснил замполит, – ты думаешь, я твой стиль не смогу определить? Да все прекрасно знают, чьих это рук дело! Солдаты их поют чаще, чем сами песни! – Виталик опустил голову. Он не хотел и не мог лгать, но за правду действительно мог, вместо дома, отправиться в тюрьму для солдат – дисциплинарный батальон. И он с тоской вспомнил свой наглаженный и расшитый по последней солдатской моде китель, начищенную до сияния пряжку нового кожаного ремня. Похоже, что в ближайшее время все это ему не пригодится, если его отправят в дисбат. Парень стоял, опустив голову, в которую невольно приходили мысли одна темнее другой. Но замполит вдруг прищурился и сказал, – дам тебе один шанс исправиться. Если за неделю напишешь полковую песню, так чтобы пелась сама, и чтобы шаг под нее сам выстраивался, тогда отпущу тебя с миром.
Виталик не мог поверить своим ушам! Домой! Его отпустят и не посадят в тюрьму! Но через минуту приуныл. Он знал, как непостоянна «муза», помнил сколько раз друзья просили его написать стихи, чтобы они могли послать своим девушкам признание в любви, а у него ничего не получалось. Парень помнил, что те песни, которые сейчас пели в части солдаты, он писал сначала о Боге, ради того, чтобы прославить Его имя, и лишь потом «дописывал» куплеты, которые стали исполнять в строю. Но сейчас Виталик знал, что если сделает то же самое, то уж точно «загремит» в тюрьму. И как будто бы прочитав мысли солдата, замполит добавил:
– И чтобы никаких там запрещенных куплетов! Иначе сразу отправишься «в места не столь отдаленные»!
– Понятно, товарищ замполит, разрешите идти?
– Разрешаю – бросил мужчина, и уже в дверях Виталия догнала еще одна фраза. – Добавишь куплетики, сразу «на этап», не забудь!
Виталик шел в казарму почти не разбирая пути. По дороге его догнал один из друзей сослуживцев.
– Что Виталечка невесел, буйну голову повесил, – пошутил Саня, которому оставалось служить еще полгода.
– Да замполит обещал в дисбат отправить за мои песни, – вздохнул парень. – Сказал написать ротную песню, но без куплетов о Боге. А ты же знаешь, что у меня не пишется ни музыка, ни слова, если я пишу не о Нем. А Васильев сказал, написать такую, чтобы сама пелась. А ты же знаешь, что я вообще давно не могу ничего написать. Мысли только о доме. А тут еще дисбатом пугает. Да в такой атмосфере я и двух строк не срифмую, типа: «я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка», – угрюмо добавил он.
– А хочешь я тебе настроение подниму? – усмехнулся Саня, доставая из-за спины конверт.
– Из дома!!! – подпрыгнул Виталий, на миг забыв все свои неприятности.
– Выше бери! – ответил друг, – от девчонки!
– Да ты же знаешь, что нет у меня девчонки – смутился Виталик, – мы в молодежи просто все дружим, как друзья.
– Но ведь от того, что вы, типа просто дружите,… – Саня поднес конверт к глазам и демонстративно прочитал, будто бы не помнил имя на конверте. Виталик был