глубью небо налилось над нами,
Распушились ветви, жили птицы в них,
Фронтовые лошади резвились табунами
Вольной травкою пролесков луговых.
Но, живя на фронте, жди худого дня.
Солнце – на весну, и в штабах колготня.
Заметались «виллисы» дорогами лесными,
Зазвонили телефоны в полуночи,
Пушки шли ночьми, пехота шла за ними, –
И с высот штабных к нам докатилось снова:
«Срочно!
Через Днепр – на место старое опять!
Стать дивизиону возле Рогачёва,
Батарее Нержина отдельно слева стать!»
Беды полосой и полосой везенье.
Лихо козырнувши, принял я приказ:
Сколько понимаю, тяжесть наступленья
Минет моих мальчиков на этот раз.
Фронтовою мудростью не первый год владея,
Не промедля мига – маху из-под Жлобина! –
И как в воду канул. Вывел батарею
Не путём указанным – путём особенным:
Где поглуше, где и ехать-то нескладно,
Где зато начальству нас искать накладно,
Где безлюден, отчуждён, ничей передний край, –
Адъютанты и пакеты, будьте вы неладны! –
И без вас недолог он, солдатский рай!..
За Днепром по краю круч – немецкие траншеи,
Сзади нас – рокадные дороги тыловые{75},
Здесь – провал. И только вечность веет
На просторы эти неживые.
В содроганьях мир. Угрюмо пламенеет
Справа, слева кровью, что ни пядь земли, –
Здесь лежит, обширная, дернеет…
Отступились. Бросили. Ушли.
Никого в покинутых деревнях.
Запустенье брошенных садов.
Завязи плодовые деревьев
Птицам на расклёв.
Потемневший тёс обшивок избяных.
Дверь откроешь – пахнет нежилым…
Двор зарос бурьяном у домов иных,
Да и тропка тоже заросла к иным.
Если и увидишь – из какой трубы
Вьётся еле сизый тонкий дым,
И услышишь гомон у избы,
Смех людской да фырканье коней –
Знаешь: приблудилась солдатня
До исхода дня
Или на пару дней.
На задворках развалят бурты,
Напекут картофеля к обеду,
Постоят у снимков: «Кра-со-ты!..
Где ты, молодуха? где теперя ты?..»
И – уедут.
Не секут осколки зелень рощи,
И по соснам не стучит топор.
Редко
Проплывёт ночной бомбардировщик,
Сбросит бомбу глупую неметко
На шальной костёр.
И земле мечтается уход и плодородье.
И не верится, что всё вокруг – война.
Нерушимое краснопогодье.
Тишина…
Я тогда был сам в себя влюблённым –
В чёткость слов и в лёгкость на ходу.
В тот июнь я приколол к погону
Белую четвёртую звезду{76}.
Страсть военная! В каком мужчине нет её!
Через год студента не узнаешь в офицере:
Где она,