обязан согласиться.
– Всякое бывает, гражданин Шилов. До встречи.
Коротаев встал, положил записную книжку в карман и вышел из комнаты.
3
Муж уплетает уже шестой блинчик, а конца этому вкусному процессу пока не видно. Жену это только радует. Особенно сегодня. После длительной командировки. Муж явно изголодался по ее стряпне. Впрочем, и в обычной ситуации муж на отсутствие аппетита не жалуется. Ест все подряд. Не из числа капризных он. Но ценит, когда жена постарается и выдаст «на-гора», как, вот, сегодня, обожаемые им блинчики с творогом. Или пельмени, где и тесто, и фарш – это ее, так сказать, эксклюзив. По мнению мужа, ничего подобного не встретить уж нигде.
Жене приятно вот так, как сегодня, сидеть рядом и смотреть на сосредоточенного и необычайно молчаливого мужа. Сама она поест позднее, когда придут дети. С ними – труднее. Те – едят, но по принуждению. Начинает мать «воспитывать», но у тех сотня отговорок. Привереды, короче. Избаловала. Чуть-чуть поостынут те же блинчики – начинают носы морщить. И в кого они? Уж точно не в отца. Тому хоть что поставь на стол. В ее, то есть в мать? Вроде, не скажешь. За собой в детстве ничего такого не наблюдала. По правде говоря, и предпосылок в семье не было: жили довольно скромно; довольствовались вареной картошкой с постным маслом. По праздникам, правда, стол старались разнообразить и тогда появлялись пироги с рыбой или жаркое по-домашнему, то есть тушеная баранина с картофелем. Жаркое непременно тушилось в тяжелом чугунке и в русской печи. Объедение!
Жена тяжело вздохнула и поправила на голове косынку.
– Не вздыхай тяжело, не отдадим далеко, – произнес с ухмылкой муж, вытирая губы салфеткой.
Жена фыркнула.
– Ну, ясно: насытился. А то бы продолжал сидеть тихой сапой.
Муж отвалился на спинку стула, и на лице появилась улыбка.
– Захарыч мне рассказывал, как его однажды «воспитывала» девочка… – он с прищуром смотрел на жену.
– Алексеев, что ли? – спросила жена.
– Так точно! – муж хихикнул. – Хочешь узнать, в связи с чем возникла процедура воспитания?
Жена рассмеялась.
– Допустим, не хочу. И что? Не расскажешь?
Кто-кто, а она-то отлично знала, что тот обязательно расскажет и согласие ее испрашивается всего лишь формы ради.
– Девочка, послушав речь Захарыча, заявила, что у того слишком много (да-да, так и сказала) словесного мусора. Нукать, сказала, без причины – это плохо; слово «НУ», мол, – словесный сорняк, от которого следует беспощадно избавляться, – он хитро подмигнул жене. – Какова девочка, а?
– Молодец девочка, – заметила жена. Она еще не догадалась, ради чего он вспомнил эту историю и в чей «огородец» намечает бросить камешек. – А ты не сочинил сам?
– Что ты, Галчонок! Сущая правда-матка, которую рубанула прямо в глаза девочка. И ведь кому?! Полковнику юстиции.
– Ну, и как же тот отреагировал?
– Смутился, конечно, но замечание принял к сведению, – он снова хитро