своей задачей сделать вид более грустный, чем у товарища, потому как наверняка все считали, что это главный показатель того, кто сколько работает. По утрам, продвигаясь на построение, добрая половина военнослужащих на мое улыбчивое «Доброе утро!» отвечали сквозь зубы, глядя себе под ноги.
Было два периода. Поначалу я хотел, чтобы было все не так, как раньше. В военном училище я прослыл хулиганом. Предпочитал обращать на себя внимание, наслаждаясь своей независимостью и правильностью напоказ. Как бы там ни было, но к середине третьего курса обучения и нас приструнили, сделали послушными и податливыми. Иной раз показательно-послушными. Если бы мы не позволили этому произойти, нас бы отчислили. Долгое время в связи с этим фактом я относился к себе как трусу, но со временем осознал и отпустил эту вредную установку. В итоге нас с другом двоих со всего курса отправили вместо космических войск, где я обучался, в менее престижные зенитно-ракетные. Это, вообще, какой-то идиотизм – все равно что стоматолога отправить на должность педиатра.
Поначалу после распределения в военную часть я хотел быть на счету ответственных, исполнительных офицеров, хотел быть красавчиком, исполнять свои обязанности на все сто. Но очень скоро понял, что это утопия. Чем больше и лучше ты работаешь, тем больше с тебя требуют. Без намека на благодарность, без поощрений за переработку. Занимались по большей части ерундой. Созданием видимости работы, переписыванием каких-то конспектов. Отрадой было общение с некоторыми живыми офицерами и обучение солдат боевой подготовке. Вот это я любил. Но и это пресекалось, если я делал так, как было полезно и интересно солдату. Окончательно мой энтузиазм в отношении качества занятий с солдатами был подорван на занятиях физической подготовкой. По плану был марш-бросок. Я пообещал солдатам, что кто пробежит вместе со мной и не сойдет с дистанции, будет играть в футбол. Ребята выложились, молодцы, но начальник отменил мой приказ, и игра не была доиграна. Уважения к начальнику не было и не могло быть.
С ним мы были соседями, жили в соседних квартирах. Возвращаясь с ночной гулянки с товарищами, мы спокойно могли спеть в караоке «Песню про зайцев» из «Бриллиантовой руки». Спустя некоторое время я завел собаку, немецкую овчарку, и она интуитивно вписалась в нашу компанию – людей, кто с начальником по разные стороны баррикад. Когда ночью он шел проверять дежурные службы, со стороны домов доносился громкий лай, оповещающий, кто именно идет: ни на кого больше собака не лаяла. Думаю, этих историй достаточно, чтобы погрузиться в атмосферу.
Жили мы там же – работа была перед глазами утром, днем и вечером. Дома офицерского состава представляли собой одноэтажные прямоугольные здания с четырехскатными крышами из старого шифера на четыре квартиры, построенные лет семьдесят назад. Днем в них было хорошо и прохладно. На эту прохладу в дом через подвал ползли мыши, а за ними и змеи. Ночью наткнуться на змею на полу было нормой. Вроде