в груди, как стучала кровь в висках. Он никогда прежде не чувствовал себя таким живым. Не было времени подумать, удивиться, когда он сам участвовал в битве, но когда он смотрел на схватку других – ощущения были совсем другими.
И все-таки, когда все закончилось и Грукаг прокричал о победе Северных Волков, стоя на залитом кровью снегу, Дуротана одновременно с всеобщей эйфорией охватило странное чувство. Позже он понял, что то было ощущение потери. Другой орк был сильным и гордым, но, в конце концов, его гордость оказалась больше его силы, и Повелители Грома вернулись домой без одного воина, обеспечив свой клан едой. И теперь между кланами установились холодные отношения, из-за которых Дуротан лишился даже возможности попрощаться с Ковогором.
Но, по-видимому, сегодня мак’горы не будет. Гул’дан лишь вздохнул и покачал головой.
– Возможно, ты не веришь мне, Гарад, сын Дуркоша, но я горюю о том, что, как мне известно, случится. Северные Волки – гордые и благородные, но даже вы не сможете выстоять против того, что случится. Ваш народ обнаружит, что гордость и благородство мало значат там, где нечего есть и нет воды, пригодной для питья, или воздуха, которым можно дышать.
Он сунул руку в складки своей одежды – и вынул нож.
Яростный рев вырвался из глотки каждого орка при виде такого предательства.
– Стойте!
Голос Гейи был полон силы, когда она прыгнула и встала между Гул’даном, который предусмотрительно замер, не закончив движения, и любым орком, который мог напасть на него.
«Что она делает?» – удивился Дуротан, но, как все остальные, он остался на месте, хотя все его тело стремилось прыгнуть на Гул’дана.
Гейя обвела взглядом толпу.
– Гул’дан прибыл под знаменем переговоров! – крикнула она. – То, что он делает, – часть ритуала. Мы позволим ему продолжать… что бы мы о нем ни думали.
Ее губы изогнулись, и она отступила на шаг назад, позволив Гул’дану вытащить до конца грозный на вид клинок. Гарад явно был готов к такому моменту, он смотрел, как Гул’дан склонил голову, вытянул вперед руку ладонью вверх и положил на нее нож.
– Я предлагаю испытание этим клинком тебе, который держит в своей руке мою жизнь, – произнес Гул’дан. – Он острый, как зуб волка, и я приму то, что он решит.
Дуротан, точно завороженный, смотрел, как огромные пальцы отца – пальцы, когда-то задушившие талбука, который выбил из рук Гарада копье, – сомкнулись вокруг ножа. Отблески костра играли на длинном лезвии. Гарад поднял его вверх, чтобы все видели, потом провел им по тыльной стороне кисти. Из раны хлынула красновато-черная кровь. Гарад позволил ей капать на землю.
– Ты пришел с клинком, таким острым, с клинком, который мог бы отнять у меня жизнь, но ты не пустил его в ход – сказал он. – Это настоящие переговоры. Я принимаю этот нож в знак признания этого, и я пролил свою кровь в знак того, что ты получишь возможность свободно уйти отсюда.
Сильный голос вождя отчетливо прозвучал в холодном ночном воздухе,