эта девушка, и не был уверен, что хочет знать. Всё, что его интересовало – это возможность бросить на неё ещё один взгляд, насладиться дурманящим, цветочным – таким неуместным в этой глуши! – ароматом её волос.
И Мартин, не привыкший отказывать себе в удовольствиях, развернулся, чтобы вернуться в дом. А через мгновение замер, увидев своё наваждение закутанным в его же собственный меховой плащ.
– В-вы тут с-совсем замёрзнете! – простучало зубами наваждение.
– А вы тем более! – не позволив соседке приступить к пререканиям, Мартин взял её за плечи, развернул к себе спиной… Скользнув взглядом по выпирающим под плащом округлостям, едва сдержался, чтобы не отвесить случайной знакомой сочный шлепок. Напомнил себе, что имеет дело с кем-то благородным, и втолкнул её в дом.
В том, что перед ним не простая пастушка, сомнений быть не могло – грация, манера говорить и держаться, разворот тонких плеч – всё выдавало в девчонке воспитание, какое можно получить только во дворце. Сам Мартин обладал подобным лишь отчасти. Мать обучила его манерам в той степени, в которой владела ими сама. Однако, больше года Мартин провёл среди матросов и торговцев, и, хотя матушка всегда говорила ему, что необходимо помнить о достоинстве, даже если окажешься среди бродяг, эти месяцы наложили на его манеры свой отпечаток.
Анжелика, действительно, сама едва не заледенела, пока стояла за спиной у незнакомца и смотрела на его широкую спину. Плащ Мартина, который она подобрала с пола, был лишь чуточку более сухим, чем её собственный, и мало чем помогал на морозе.
Метель за прошедшее время как будто бы только усилилась. Не было видно ни неба, ни дороги, только плотную белёсую дымку да хлопья снега, летевшие во все стороны.
И Анжелика, безусловно, была очень рада, что мужчина не стал с ней пререкаться, а вернул внутрь дома и даже обнял.
Какое-то время они стояли так, молча глядя друг на друга. Мартин почти машинально поглаживал тонкие плечи.
Анжелика наслаждалась этими невесомыми прикосновениями и с удивлением думала о том, какими, оказывается, приятными могут быть мужские ласки.
Прикосновения Фридриха были совсем другими. Анжелике всегда хотелось выскользнуть из его рук.
Мысли о прошлом скользили сейчас где-то на грани её сознания, в то время как сама она разглядывала красивое, мужественное, и чем-то неуловимо знакомое лицо безымянного попутчика.
У мужчины был тонкий длинный нос. Высокие скулы, твёрдый подбородок. Обветренная кожа и чёрные глаза, напоминавшие Анжелике о согревающем, глубоком вкусе тёмного вина.
– Мартин, – произнёс мужчина. Слова его с трудом пробились сквозь волну мыслей, затопивших сознание Анжелики. – Это моё имя. Может быть, всё-таки скажете мне, как называть вас?
Анжелика слабо улыбнулась.
– Мать называла меня ангелом, но, думаю, это имя давно потеряло для меня смысл.
– И правда, – хмыкнул Мартин. – Впервые вижу такого развратного ангела…
– Вы