Ругань родителей за ночной приход, которая наверняка меня ждёт, признание маме в папиных грехах, мои собственные грехи.
Лечь на берег, ногами в море, и раствориться в воздухе – теперь только это вылечит, сотрёт что-то, не просто что-то – меня.
Глава вторая
Паскаль
Я ничего не сказала маме. Так папа остался, а наш дом перестал быть домом, став шаткой постройкой, под крышей которой собирались теперь на ужин чужие друг другу люди, обросшие тайнами, как илом. Так началась моя карьера труса.
Каждую ночь что-то несуществующее не давало мне спать. Чувство притяжения сравнялось по силе с гравитацией. Я не знала, куда меня ведёт и тянет. Хотя вот оно: я уже вру сама себе. Всё я знала и помнила. Время не стирало аромата той ночи, он мог явиться мне в любой самый неподходящий момент, сбить с ног. Мне постоянно казалось тогда, что я еду на пони по кругу, мне шесть лет, и пони сходит с ума от этой круговой поруки, начинает носиться с бешеной отвагой. А я не могу остановить его. Море не брало мои камни. Море не давало рыбы, море презирало меня. Я ощущаю до сих пор эту его отвлечённость, это безразличие. Смерть – полная капитуляция воды, остаётся сухой песок, слипаются глаза и глотка, ссыхается сердце. Этого я боюсь.
Солнце падало вниз, словно хотело разбиться, поднималось и падало, кукла-неваляшка. Симон дарил мне земляничные букеты, засыхающие наутро. Мы знали друг друга вечно. Он уже ходил с отцом за рыбой, считал особым шиком трёхдневную щетину, заходил за мной вечерами, пахнущий рыбой, но в неизменной белой рубашке, и мы шли гулять. Его никогда не звали Симон, это имя я придумала в попытках окружить себя чем-то особенным, чем-то, чего мне так недоставало. Когда я наткнулась в мамином журнале на рекламу туалетной воды под названием «Seaman», я соотнесла картинку с бушующим морем со своей реальностью, пазл сложился. И этот неизвестный запах стал именем, тем самым именем, которого я не находила ему все эти годы. Неотёсанный, как доска пирса, он так и не смог уловить фонетики чужеземного языка, но имя принял и полюбил. Произнося его на свой лад, он начал настаивать на том, чтобы все звали его Симоном. Потакая его прихоти, друзья-моряки не просто дали жизнь этому имени, они напророчили нам долгую жизнь.
Время захватывало нас, но блюз той ночи не оставлял меня нигде. Возвращаясь со встреч с Симоном, я чувствовала, как соль, обласканная ветром, сохнет на моих щеках; и это была соль моих слёз, пролитых под неуловимую мелодику того блюза. Не деля музыку на жанры, не отличая их, я решила для себя, что та ночь была блюзом, и он оставался моим сопровождением. Я догадалась, что никуда не сбежала, да и не сбегу уже.
Певица
Идут дни, не становясь историей, я беру деньги из воздуха и превращаю их в ничто, закон «ничто никуда не исчезает» терпит фиаско. Я не вижу лиц, вижу тела, размытые цветовые пятна, замечаю их, как борзые зайцев, нагоняю.
Алгоритм, старый, как жажда, обретает силу в моих руках, оставляя им усталость хаоса, не давая им стать идеальным