сносным выводам, я стала рассматривать людей, рядом с которыми мне придётся провести часть этого жуткого вечера. Люди привлекали меня, как ребусы, ждущие, чтобы я их разгадала: я любила сочинять про первых встречных волшебные истории, полные трагизма и магии; иногда мне удавалось разглядеть старую ведьму в учительнице математики или пожилой вдове бывшего главы города, иногда – эльфа в младшем брате подружки, в основном, конечно, по заострённым ушам и прозрачным рыбьим глазам. Я раскрашивала мир, не спешивший меня удивлять и очаровывать, и он становился другим, хотя бы чуть-чуть.
В углу напротив, уткнувшись в меню, сидел бородатый мужчина средних лет, одетый как приезжий, не без лоска: рубашка с запонками, брюки со стрелками. Казалось, он изучил уже все блюда и напитки, потому смотрел в одну точку, испепеляя взглядом листок так, что он должен был вот-вот воспламениться, но этого почему-то не происходило, чем, по всей видимости, он и был так озадачен. По пепельнице, наглотавшейся окурков, по розе, уже слегка увядшей, лежащей рядом, было ясно: он ждёт женщину, непременно любовницу и непременно давно. Я решила, что она никогда не придёт. Он просидит здесь ещё с час, а потом поедет домой, но из-за ливня не справится с управлением, и его «Рено» слетит со скользкого серпантина, дважды перевернувшись в воздухе, и взорвётся через секунду после приземления на неровную горную площадку. А взрыв, конечно же, вызовет камнепад, гибельный для ещё трёх-четырёх горе-водителей, оказавшихся на перевале в грозу. Или смерть побрезгует им, и он вернётся-таки к надоевшей жене (точь-в-точь мой отец), поцелует её, беспокойно спящую, сделает себе кофе, а утром сынишка найдёт его мёртвым на кухонном полу. Выяснится, что он наглотался транквилизаторов, прописанных его жене спустя месяц после того, как он завёл роман на стороне. И всем всё станет ясно. Соседи будут много и язвительно судачить, его жена переедет в другой район, сына переведёт в другую школу. Она перестанет пить успокоительное и где-то в глубине, в самом ядре своего сердца, будет гордиться, что пережила всё это, в отличие от мужа, затеявшего бунт и убитого своей же затеей. Такой сильной и горделивой её и настигнет удар одним серым зимним утром, он свалит её с ног грубо, словно обухом ударит, и она уже не оправится. И сын, ухаживающий за ней, никогда не узнает, что её съело изнутри это горделивое чувство фальш-победы.
Я уже встала было из-за стола, чтобы сообщить бедолаге, что его любовница никогда не придёт, что ничего у них не выйдет, как любят говаривать, но в этот момент Кузнечик с грохотом поставил на стол кофе, выведя меня из оцепенения.
Мужчина по-прежнему боролся с последней страницей меню, и вдруг неожиданно мне стало остро жаль его. Все мои представления об изменах были сформированы книгами, большинство из которых писали женщины, а женщины по природе своей категоричны в суждениях и склонны драматизировать. Глядя на этого задумчивого посетителя полупустого бара, я пыталась представить себя на его месте. Что, если жена давно разлюбила его и сама изменяет