– объемную, с крапинками и кратерами, которые приходилось выделять более темными оттенками.
За этим приятным процессом даже не заметила, как кто-то начал звонить в дверь. Наверняка это Нина, как раз обещала забежать утром.
Оставляю кисть на маленьком столике, стираю краски с пальцев, чтобы не замарать ничего вокруг себя и иду открывать девушке.
– О, я думала вы уснули со своей скучной музыкой, – Нина, как всегда, в своем репертуаре. Она оглядела скромную прихожую, а потом вошла внутрь, сбрасывая свои домашние пушистые тапочки. Сама девушка была одета в какую-то муслиновую пижаму, которая мгновенно превращала Нину в подростка.
– Ну что, покажете свои работы?
– Пойдем, – указываю ей рукой пройти в гостиную и сесть на диван, пока я полезу на закрытый балкон. Именно там прячу свои, так сказать, богатства, которые были просто перенасыщены моими эмоциями после того, как я съехала от мамы.
Их было всего штук десять. От маленького круглого холста и до крупного прямоугольного. И все были в совершенно одной тематике – внутренние переживания: страх, боль, отчаяние и гнев. Чего только нет. Не каждый может разглядеть на них что-то понятное, но думаю, люди, что разбираются в искусстве, сразу поймут, к чему вообще все это.
Решила пока что показать Нине только парочку своих работ, чтобы не трогать лишний раз весь этот завал на маленьком балконе. По сути, там не было ничего такого, кроме самих картин, скрытых на огромным куском ткани, и старых пакетов с вещами, которые следовало бы разобрать и выкинуть ненужное. Все никак руки не дойдут.
Девушка уже приготовила камеру, чтобы хоть что-то отснять. Только вот когда увидела сами картины, то обомлела, не в состоянии даже что-то сказать. Не знаю, хорошая это реакция или нет, но Рябова явно не ожидала увидеть подобное. Все темное, вперемешку с яркими красками, которые и были моим душевным состоянием на тот момент, когда все это было написано. Непонятные фигуры, позы, но сама атмосфера передавала явно не самое лучшее, что происходило со мной в этот трудный моральный период.
– Это…божественно.
– Не говори так.
– Почему? Это правда очень красиво, – Нина опустилась на колени перед картинами, которые я держала, и медленно проводила пальцами по засохшему маслу. Ее выражение лица менялось слишком быстро – от радостного до печального. И когда она подняла на меня свои глаза, я поняла – Нина почувствовала все то, что пришлось перенести мне.
– Это просто нечто. Это просто обязано быть на выставке!
– Что-то ты меня сильно захвалила, – я даже слегка покраснела. Картины не видел никто. В социальных сетях были другие мои работы – более легкие, радостные – как раз в тот период, когда моя жизнь стала налаживаться и насыщаться яркими красками. А эти…они слишком темные, печальные. Не видела смысла их показывать.
– Итак, стойте так и не шевелись, – наказала мне Нина, отодвинувшись ближе к дивану. Она достала камеру и стала фотографировать. Надеюсь, что выгляжу вполне нормально для того, чтобы потом это выставлять куда-то