с девушками, но боялся, что тот, как всегда, рассмеется и ответит, типа, а хрен его знает.
– Когда-то я был таким, как и все; и думал, как все; и мечтал, как все, – начал Максим, обратив взгляд к окну, – правда, было это еще в школе, классе в девятом. В общем, в то самое время, когда начинаешь замечать, что грудь у девочек оттопыривается не так, как у нас, и ноги не волосатые и мускулистые, а стройные, с круглыми коленками; а уж если удавалось зажать кого-нибудь в углу, да обслюнявить хоть щечку – это ж за счастье!.. – он засмеялся светлым воспоминаниям, – хотя тогда и девки были другими – в седьмом классе они еще не делали аборты, а к гинекологу до десятого их водили мамы…
Ладно, – Максим повернулся к холодильнику, доставая очередные бутылки с пивом, – это преамбула, а дело происходило опять же в ментовке. Тогда я попал туда первый раз, и не как подозреваемый, слава богу, а как свидетель.
У соседей обнесли квартиру, а я случайно видел трех парней, спускавшихся сверху. Они мне были по барабану – я их и не разглядел толком, но, когда менты всех опрашивали, ляпнул сдуру. Повезли меня в «участок», чтоб показания снять, а сами закрыли в комнате и ушли – сейчас, говорят, следователь придет и произведет, блин, «дознание». Это сейчас я знаю все их гнусные штучки, а тогда… пацан, что им скажешь?
Сижу, жду, как умная Маша. Комната, блин, как камера – четыре на три, на потолке лампочка ватт двадцать пять, окон нет, железная дверь; из мебели два стула и стол, которому лет двести… да, а самое противное – тишина; вроде, ты где-то в другом измерении. Жуть, короче, полнейшая. Часы я надеть забыл – так спешил «помочь следствию»; мобил тогда у простого народа вообще не было, так что сколько времени прошло – без понятия; даже не знаю, день на дворе или ночь – окон-то нету. Прикинь, какой удар по неокрепшей юношеской психике?
Менты ж, сволочи, грамотные – обстановка эта так давит, что, если б я что-то реально видел, все б сходу рассказал, только б выпустили. Но ж мне вспоминать-то нечего!
Вот, сижу я – чернильное пятно на полу изучаю, и со скуки придумываю истории, откуда оно, да почему именно в этом месте. Вдруг дверь открывается; я обрадовался – думал за мной, но в комнату вталкивают девку и слышу: – Посиди здесь, пока я за тобой не приду! А мой угол из коридора не просматривается – небось, подумали, что комната пустая. Дверь закрылась. Девка спиной стояла и тоже меня не заметила, а я смотрю на нее – худенькая, маленькая, вся какая-то потерянная; реально, школьница на экзамене. Закрыла лицо ручками и зарыдала. Прикинь мое состояние? Вроде, в какую-то другую жизнь вкинули, а правил игры не объяснили. Ну, думаю, пора себя обозначить. Не плачьте, девушка, говорю; а она сквозь слезы мне про какого-то «любимого» Сашку, про маму, которая уже с ума сходит, потом поворачивается… лицо у нее, блин, интересное было – какое-то заостренное, будто Автор… – Максим ткнул пальцем в потолок, – создавал его мелкими прямыми мазками, без закруглений, без плавных переходов; глаза глубоко посаженные… интересное, короче.
Тут до нее