и меньше на военного. Впрочем, как только с ноги сняли гипс, Аксель при каждом удобном случае начал сбегать в спортзал при Агентстве. Врачи ругались, мол, рано. Бывший детектив не спал ночами, впадая в полубредовое состояние от боли из-за перегрузок, но все равно вставал и шел. Раздробленная нога более-менее срослась и в целом доставляла гораздо меньше неудобств, чем постоянно взрывающаяся болью голова. Аксель еще прихрамывал, но с каждым днем увеличивал расстояние, которое мог пройти.
А еще его охраняли. Стич не говорила, но он почти сразу засек две постоянно сменявшие друг друга команды агентов, которые следили за его безопасностью. Представить сумму, которую выделил Клиффорд на своего блудного сына, страшно. И тут уже включалось другое. Мерзкое, паскудное чувство собственной бесполезности. Агентство в него вкладывалось. А он не мог принести результат. Для оперативной работы Грин не годился. На аналитическую его хватало с трудом. Первое время после того, как Аксель вышел из комы, он не мог читать, смотреть видео или слушать записи допросов. Любое напряжение отдавалось такой чудовищной болью, что на глазах выступали слезы.
Врачи ругались. Только вот Аксель придерживался жесткой позиции: в этой жизни нет понятия «рано». Есть только «поздно», потому что все, что ты не сделал сейчас, ты уже сейчас не сделал. И другой реальности у тебя нет. Только та, где ты в очередной раз подводишь самого себя и людей, которые тебе доверяют.
– Ты все-таки подумай. – Голос Марка Карлина вырвал Акселя из мрачных размышлений о том, что еще он может и должен сделать. Грин поднял на друга холодный взгляд, показывая, что, даже если не хочет, готов слушать. – Знаю, я последний, кто имеет право говорить тебе подобное, но, пока ты отгораживаешься от всего мира просто потому, что тебе страшно, кто-то рядом испытывает боль. Незаслуженную. Мы с Реей бегали друг от друга двадцать лет.
– Ты сделал предложение и получил отказ. Тут и дурак бегал бы двадцать лет.
Карлин усмехнулся.
– Даже если так. Все могло быть иначе. Не так… – он замялся, подбирая слово, – травматично.
– Принеси мне дело Туттона.
Профайлер грустно улыбнулся.
– Обмен. Ты обдумываешь мои слова и принимаешь решение, а я достаю дело.
Аксель поднялся с места. Вот так намного привычнее. Он расправил плечи и протянул другу руку.
– Ты приносишь дело, а я, так и быть, обдумаю твои слова.
V
Через 6,5 месяцев после аварии
Январь 2005 года
Нет более лживой фразы, чем «вы его не знали, он бы никогда так не поступил». За время службы в полиции криминалист Николас Туттон усвоил одну простую истину: если кто и может ошибаться, так это близкие. Близкие не способны видеть другую сторону человека. Они смотрят на него через призму семейных обязательств и навязанных обществом ролей. Он сам смотрел так на семью. На брата, сестру, на отца. На всех, кого винил в собственном несчастье ровно до того момента, пока внезапно не понял, что его счастье заключалось в другом.
Но