берег. Большие вывески крупнейших производителей портвейна, подсвеченные утренними лучами солнца, словно рекламы блокбастеров, призывали своим интригующим видом посетить противоположный берег. Пробегая по набережной, он то и дело пересекал пути легендарного трамвая, но конечной целью пробежки был океан. Последние несколько дней он прибегал к маяку, садился на одну из тумб волнореза и молча, наблюдал за бушующими волнами Атлантики.
«Удивительно прекрасный город! Странное ощущение дома и уюта не отпускает ни на минуту. Солнце, река, океан и наконец – погода! А романтика незабываемых бугристых переулков, сплошь покрытых плиткой азулежу и поразительно тёплые, душевные каверы уличных музыкантов, от которых щемит сердце и хочется любви! В сердце рождается какая-то приятная меланхолия , смешанная с чувством уюта и теплой печали в сердце. И вот, тебе больше и больше хочется этого города, будто ты пьёшь его волшебный, рубиновый напиток и с каждым новым глотком открываешь новые оттенки его аромата. Тебе кажется, что мы можешь бесконечно созерцать его жизнь, искусно приправленную прекрасными рассветами и закатами, вечерней набережной с её фонарями, мостами и ароматами ресторанов.
« Как хорошо, что этот город не связывает меня с бизнесом ! -подумал он. Только отдых, футбол, портвейн, еда и прекрасные девушки. Воистину Порту ты прекрасен!»
Вдоволь насладившись видами бушующего океана, с шумом разбивающего волны о волнорезы маяка, Гудвилл неторопливым шагом, направился к остановке легендарного Electrico.
Вечерело, лаская крыши домов своими тёплыми лучами, жёлтый диск солнца клонился к закату. Убаюкивающие ритмы уже отвоёвывали своей мягкой походкой уличные кварталы старого центра. Мягкие запахи и звуки постепенно окутывали набережную реки. Фигуры , прогуливающихся красоток, ароматы ресторанных кухонь, пробные аккорды гитариста и даже дым чьей-то сигареты, всё это приобретало своё, необъяснимое очарование. Гудвилл шёл не спеша по набережной , наслаждаясь вечером и окружающей атмосферой.
–Ну, вот мы и встретились. – Гудвилл снял очки и протянул седоватому товарищу руку. Отряхнув рубашку от сигаретного пепла, он медленно поднялся и, улыбнувшись , пожал её. Пиджак его неизменного костюма был перекинут через спинку стоящего рядом стула, а белая рубашка на пару пуговиц расстёгнута. Мясистое и влажное от пота лицо, казалось отёчным. Густые брови собравшиеся в строгий домик, выдавали некую озабоченность, но при виде старого приятеля