новое место, – сказал Берг. – Уже скоро. Как только начнут петь на языке оригинала. Тогда на немецком вы далеко не уедете.
– Пока что Лео Блех будет дирижировать «Носом».
– То-то и оно, что носом. Дорогой Давыд Федорович, учите иностранные языки, это единственное, что остается.
– Кто там говорит о языках? Хотите заливного? – послышался голос Маргариты Сауловны.
– Спасибо, я удовольствуюсь килькой, – отвечал Николай Иванович, ошибочно приняв это на свой счет.
– Дэвочка…
– Что, мой хороший?
– Дай твою тарелочку.
Давыд Федорович слушал полные угроз речи Николая Ивановича, перед ним была полная тарелка – тот еще кот Васька. Предостерегающий перст приятно возбуждал в нем аппетит. Из сказанного Бергом следовало, что, пока не поздно, надо есть. Внимаешь тревожным слухам и ешь, ешь, ешь…
– Чего вы папу пугаете, на чем это он далеко не уедет? Он никуда и не собирается уезжать, – Лилия Давыдовна впервые обратилась к Бергу. («Как хороша ты, пташка, во гневе».)
– Уезжать из Германии? – спросил Макаров, отрезавший себе кусочек грудинки. – Что вы имеете в виду, Лилечка?
– Ничего не имею. Глупости, – отрезала Лилия Давыдовна, не глядя в его сторону.
Маргарита Сауловна, чтобы сгладить ее резкость – сама любезность.
– Георгий Леонидович, говорят, у вас выставка будет. «Хомо… Хомо…» ну, подскажите кто-нибудь. Еще в «Руле» писали.
– «Хомо олимпикус»…
– С «Рулем» это все ужасно…
– Советы взялись за нас всерьез…
– Ну там темная история, – сказал человек, куривший макаровские папиросы. – Это они говорят, что Советы. Могли быть и монархисты. Застрелили же они тогда… ах ты, Боже ты мой, имя запамятовал… их редактора…
– Владимира Набокова.
– Вот-вот.
Трояновский-Величко его поддержал:
– Кто угодно мог быть. У них дела шли из рук вон скверно, они бы все равно закрылись. Это могли сделать и… – Андрей Акимович выбросил вперед руку. – Чего на красных-то всех собак вешать.
– А этим-то что? – спросил Давыд Федорович.
– А то, Давыд Федорович, что по их разумению газета является рупором… – Андрей Акимович деликатно позабыл слово, что хотел сказать, но выкрутился: – …определенных национальных кругов.
– Да бросьте, для них мы все «белые русские». С каких это пор вы за коммунистов вступаетесь?
– Не вступаюсь я за них вовсе.
– Нашла! – Маргарита Сауловна дала себе труд сходить за газетой, верней за газетной вырезкой. – Как видите, я слежу за культурной жизнью, про друзей всегда вырезаю. У меня все хранится. И там, где про Лилечкин портрет напечатано. Послушайте: «Блестящая белая ляжка, огромное израненное колено, чулок сполз…»
– Маргоший, это же не про Лилечкин портрет…
– Нет, конечно. Вот, перебил… где я? Так. «Чулок сполз на яростной кривой икре, нога ступней влипла в жирную землю, другая собирается ударить – и как ударить! –