что не могу больше мучить ребенка, и достала сок. Врач мне решил не перечить.
В итоге нас отправили в палату отделения онкологии. К. оставил сумки у входа, а медсестра помогла мне занести их в пятиместную палату. Если точнее, палата была рассчитана на пять пациентов и пять сопровождающих.
Дети сидели с капельницами, родители обсуждали непонятные для меня вещи. И чему я сильно удивилась – никто не жаловался и не плакал. Не было никакого ужаса, о котором рассказывали в постах про сборы онкологическим больным. Все дети, кстати, были с волосами, и это было хорошо – я, признаться, не была еще готова столкнуться с детьми с алопецией. В коридоре гуляли и такие, но коридор для меня пока не существовал, надо было разобраться сначала с палатой.
В то время в отделении шел ремонт, и пациентов временно перевели в другое, неврологическое. Поэтому у меня был еще целый месяц, до того как столкнуться с настоящей внутренней кухней онкологического отделения с его строгими правилами. При этом ординаторская с лечащими врачами находилась далеко от палат, и контроль над соблюдением правил был сильно ослаблен.
Молча я поставила сумки у нашей кровати. Нас сразу позвали на анализы и поставили периферический катетер на кулачок. На языке детей – «бабочку». Олеся не вырывалась, она вообще не оказывала никакого сопротивления, если я была рядом, всецело доверяя мне. Но она все же кричала, а голос у нее всегда был звонкий.
Медсестра скомандовала:
– Мама, держите ребенка!
– Она не дернется, – спокойно ответила я.
Умение сопротивляться придет к Олесе позже. Тогда же она просто кричала:
– Я хочу домой! Мама, поехали домой!
Я сглатывала подступивший к горлу ком и подавляла в себе желание тоже закричать, схватить ее и бежать отсюда. А еще она всегда была смелой и будто вместо меня озвучивала желания и чувства, которые я еще не успела осознать, не говоря уж о том, чтобы произнести вслух.
Тогда я не могла оказать ей какой-то значимой поддержки, потому что попросту не понимала, как это сделать. На просьбы Олеси поехать домой мне приходилось отвечать, что тут все хотят домой, даже врачи и медсестры, но нельзя, нужно лечиться, иначе бяку нам не одолеть. Такая тактика общения родителей с больными детьми распространенная, но она оказалась неэффективной для Леси. Лично я бы не хотела такой «поддержки» и обесценивания моего желания. Позже у нас уже появятся и объятия, и неспешные качания на руках, и другие слова: «Давай я тебя пожалею, малыш, я тоже очень хочу домой, для этого нам нужно пройти химию и получить хорошие анализы, и мы вместе пойдем на перерыв…» Такой подход эффективнее обесценивания, манипулирования и устрашения, только так можно оказать нужную поддержку. Но пойму я все это спустя недели…
* * *
Вообще, конечно, можно соврать, что я была всегда правильной матерью, «по книжке» – кто ж