полуостров втроём: я, Андрей Винокуров и Катя – с тех пор называли её «Катя Кольская». Собирались доехать автостопом до Умбы или дальше, докуда будет транспорт, и далее пройти пешком по Южному берегу Кольского п-ова, до деревни Пялица или другой какой, – и уплыть оттуда в Архангельск на пароходе «Юшар», знакомом мне по Соловецкой поездке 1994 г. Тогда этот пароход ходил из Архангельска регулярно в три стороны – на Соловки, в Мезень и на Южный берег Кольского п-ова, – в каждом направлении раза два в месяц. Ещё какой-то пароход ходил из Мурманска в Архангельск и назад, также обходя деревни побережья. Точного расписания мы тогда не знали.
Стрелка была назначена в Кандалакше – первом крупном городе Мурманской области (если ехать с юга). Ехали мы отлично, июнь, север, белые ночи; Винокуров ехал отдельно; я – в паре с Катей. Ещё при прохождении Лодейного Поля – объездной дороги тогда ещё не было – обнаружилось, что Катя плохо ходит. Я заранее предупреждал её, что нужно будет много ходить, но Катя уверяла, что легко проходит за день 40 км. И вот, пока мы шли через Лодейное (оно же «Злодейное») Поле, Катя начала подавать признаки несамоходности. К чему это приведёт, я тогда ещё не знал.
Дальше была трасса на Петрозаводск и Сегежу; грузовик с молоком и кефиром на Кандалакшу; пьяные водители, закрывшие нас в кузове; разговоры об авариях и поведении в случае аварий; наконец, мы и впрямь попали в аварию, причём очень серьёзную, машина слетела с насыпи, перевернулась, кузов сплющился и нас закопало в кефире; пьяный водитель валялся, выпав из кабины, рядом. Оказалось – жив, но пьян. Ободранные и обкефиренные, мы с Катей устопились в посёлок Пушной, где приводили себя в порядок (стирали и зашивали одежду) на вписке у старого пьяного карела; и наконец на другой день въезжаем в Кандалакшу, где нас уже пол-дня ожидает Винокуров.
Дальше был автостоп на Умбу; незаходящее июньское солнце; редкая северная тайга слева, море справа; попытки сварить суп на морской воде (часть варева даже удалось съесть); последний июньский снег в расселинах и оврагах и первые июньские комары; автостоп в Кашкаранцы и пешеходное попадание в Варзугу, старинное поморское село, предпоследний оплот цивилизации на маршруте. На другой день – мы опять шли пешком – нашему взору открылась настоящая песчанная пустыня, пустыня на Полярном круге, исполосованная следами от когда-то проехавших машин, и телеграфная линия за горизонт. Удивительное зрелище, чем-то напоминающее Судан – но не был я тогда ещё в Судане, и сравнивать тогда я не мог – эти две пустыни, арктическую и тропическую.
Через 18 километров после Варзуги мы пришли в Кузомень, это вообще последняя точка, куда можно приехать на машине, не замочив кабину и колёса. Машины сюда ходят – одна в день; пока мы шли, проехала одна, («Урал» -бензовоз), нас не взяла. И вот эта одна машина в день и оставляет такие следы, которыми исполосована вся пустыня: «дорога» пол-километра шириной.
Пустыня рукотворная: местные