тебя до тех пор, пока не останется больше ничего на свете – кроме нас с тобой. Пока весь этот чертов мир не исчезнет.
– Так почему же ты этого не сделал? – Во рту у меня пересохло, и я с трудом выговариваю слова.
Дэмиен не отвечает. Я подхожу ближе, как будто продираясь сквозь плотный, заряженный энергией воздух, заполняющий пространство между нами.
– Ты ведь знаешь: я отдам все, что ты захочешь, только попроси.
– Я не мог, – говорит он резко. – Не мог быть с тобой, когда в голове у меня были эти чертовы фотографии.
– Ох… – Я не знаю, что на это ответить, и умолкаю, прижавшись щекой к его груди и слушая, как бьется его сердце и как он дышит.
Спустя мгновение Дэмиен продолжает странно спокойным голосом:
– Эти фотографии для меня как сцены из фильма ужасов. На них то, что делал Рихтер. И как он это делал. На них унижение и боль, и я никогда, никогда их тебе не покажу. Я не позволю тебе увидеть ни одной из них.
Его голос на секунду прерывается, но потом он снова говорит с тем же леденящим душу спокойствием:
– Можешь представлять все, что захочешь, но я не хочу, чтобы реальность моего прошлого преследовала тебя в настоящем – как преследует меня.
– Хорошо, – отвечаю я, потому что сама не испытываю никакого желания их видеть. – Но если тебе станет от этого легче, можешь показать. Обещаю, я выдержу.
– Нет, – говорит Дэмиен, слегка качнув головой. – Не хочу, чтобы ты что-то там выдерживала. Это мой личный кошмар, а ты… ты моя реальность. Ты – доказательство, что я выжил. Мой приз, – добавляет он с легкой ухмылкой, но тут же вновь становится серьезным. – Надеюсь, ты все-таки их не увидишь.
– Где я могу их увидеть?
– Кто бы ни прислал их в суд, у этого человека наверняка остались копии. – Даже по его бесстрастному голосу понятно, насколько ему противна мысль об этом.
– Но ведь они лежали где-то почти двадцать лет. И всплыли, только когда ты попал в беду. Значит, этот человек не рвется их публиковать.
– По своему опыту знаю: то, что однажды выкопали, так и остается на поверхности, – замечает Дэмиен.
С этим не поспоришь.
– Есть какие-нибудь мысли, кто бы это мог быть?
– Нет, – отвечает он как-то слишком быстро.
– Вряд ли многие знали о… – Я внезапно умолкаю: хоть мы и говорим открыто о его унижениях, я не хочу произносить вслух это слово. – Может, это твой отец? Он ведь хотел спасти тебя от суда.
Старшего Старка волновало скорее собственное благополучие, чем судьба сына.
– Возможно, – мрачно кивает Дэмиен. Видно, что он не желает это обсуждать.
– Я просто хочу, чтобы все это осталось позади. Ты заслуживаешь счастья, Дэмиен.
– Как и ты, – тихо шепчет он, глядя на меня так проникновенно, будто представляет все мои шрамы.
– Значит, повезло, что мы нашли друг друга, – улыбаюсь я.
Я не хочу думать о прошлом, от которого так старалась избавиться. Теперь меня волнует только будущее Дэмиена. Он гладит рукой мою спину, проникает