лягушка-путешественница. Возьму тебя с собой, что ж я, му… чудак последний, что ли, дитё в беде оставлять. Про билет не беспокойся, у меня тетка знакомая в кассе, смайстрячит нам все, как положено. Ложись давай, спи. Завтра в шесть утра побудка.
– Спасибо! – просияла Катя. – Спасибо вам, дядя Гриша! Мой папа будет так вам благодарен.
– Да чё уж там, – смущенно бросил Григорий. – Ладно, хорош базарить, ложись давай. Да, отцу-то хоть позвони, что едешь.
– Угу, я позвоню, обязательно позвоню, – кивнула Катя.
Говорить Григорию о том, что отца она толком ни разу и не видела и телефона его не знает, уж точно не следовало. Тем более ее мобильный остался внизу, в квартире, и идти за ним не было у Кати никакого желания.
На всякий случай, перед тем как уснуть, она в который раз достала заветный конверт и перечитала адрес: город Харьков, улица Плехановская, 25, квартира 7, Горчакову Ивану Алексеевичу.
В плацкартном вагоне стояла влажная удушливая жара. Воняло туалетом, чужими потными телами, подкисшей едой. Расположившееся в соседнем отсеке семейство упорно колотило о стол сваренными вкрутую яйцами. Напротив, на боковушке, дородная тетка никак не могла пристроить под полкой все свои сумки, котомки и узлы.
Катя с ногами взобралась на полку, смотрела на проносившиеся за запыленным стеклом деревья, мосты, полустанки. Григорий, пристроившись рядом, мусолил купленную на станции газету. Две соседние полки были пока еще не заняты.
Катя, потянувшись, сказала мечтательно:
– Знаешь, – они договорились, что во время поездки она будет называть дядю Гришу на «ты», чтобы не вызывать подозрения у пассажиров. – Знаешь, мне так всегда хотелось сесть в какой-нибудь поезд и уехать от всех! У нас недалеко от школы были железнодорожные пути. Так я иногда убегала с уроков и сидела на косогоре, смотрела на поезда и представляла, как я сажусь в любой из них и уезжаю. Навсегда-навсегда, чтоб никого больше не видеть. У тебя такого не было?
Григорий хмыкнул:
– Нет, не было. У меня, знаешь, наоборот было. Едешь, бывало, в вагоне – не в таком, конечно, в общем вагоне. Тоска такая… И начнешь мечтать, будто возвращаешься ты домой, к семье, будто там тебя ждут… Пироги пекут, в окно поглядывают – не идешь ли? Ты, Катюха, дитя еще, не понимаешь ты, какое это счастье: иметь семью, близких людей. С жиру бесишься…
– Пф-ф, – фыркнула Катя. – Как будто семья – это обязательно близкие люди. У тебя вон тоже была семья, жена – и чё, дождалась она тебя?
– Это верно, – сумрачно кивнул Григорий. – Только я ее не виню. Ей и было-то всего двадцать два года – на десять больше, чем тебе. Молодая, красивая, волосы у нее были… как бы тебе описать… такие… как пепел, что ли? Светлые… Ей жить хотелось, одеваться красиво. Я ей колечки всякие таскал, шубки – она так радовалась, как ребенок. А тут милиция: здрасьте, ваше имущество конфисковано до вынесения приговора! Она ведь не знала, чем я занимаюсь, думала, вкалываю с ночи до утра, а тут такое… Эх! Да что там говорить, сам я ее судить не могу и другим не дам.
Он