улыбнулся, и я поняла, что он пытается меня утешить, как недавно утешал Мэри Эбботт. Сначала мне стало противно до тошноты, потому что я не хотела, чтобы меня жалели, но потом во мне проснулась надежда: мистер Холмс не считал меня испорченной. Он еще пару секунд смотрел на меня, прежде чем из вежливости отвел взгляд. Он не смотрел на меня глазами всех остальных взрослых в моей жизни, в том числе родителей и миссис Холмс. Но он не был и мальчиком вроде Дэвида. Я привлекала его не только потому, что была довольно хорошенькой и со мной можно было потанцевать. Я поняла, что я ему нравлюсь. А он нравился мне.
Я все еще была скорее ребенком, чем взрослой девушкой. И я была не чудовищем, а растерянной девочкой, с которой поступили очень несправедливо. Но пройдут годы, прежде чем я это пойму. В последние две недели моей жизни дома мама была разгневана, отец по большей части молчал, как будто говорить было не о чем. Они винили меня. И поэтому я приехала в Йонахлосси, считая себя человеком, наказанным по заслугам.
Глава пятая
Чаще всего в нашем доме стояла тишина, и мое детство было весьма однообразным, каким и должно быть счастливое детство. Один раз зимой и один раз летом мама возила нас с Сэмом в Орландо, где мы ходили по магазинам, обедали в ресторане, иногда смотрели кино и ночевали в отеле. Я очень любила эти поездки, хотя из-за них пропускала катание на Саси; они были частью наших семейных традиций.
Раз в месяц мы с Сэмом сопровождали маму в город и волочились за ней из магазина в магазин, пока она совершала покупки. Люди нас знали. Мама была женой доктора, а мы – детьми доктора. В магазинах мама бывала обворожительна. Щупая ткани, которые она и не думала покупать (мы приобретали всю одежду в Орландо или по каталогам), и делая заказы, она рассказывала разные истории и шутила.
Мама считала сплетни злом, поэтому никогда не говорила, что наш статус выше, чем у остальных жителей Иматлы. Но мы все равно это знали. Теперь мне известно, как нелегко приходилось маме. Отец был сельским врачом, и в округе не было женщин, занимающих то же положение, что и она. В Гейнсвилле, где были другие врачи, а также юристы, как мой дядя, возможно, маме удалось бы обзавестись друзьями. Но чего на самом деле хочет мама, всегда оставалось для меня загадкой. Трудно себе представить, что такую обаятельную и красивую женщину удовлетворяла жизнь в обществе трех человек: меня, Сэма и отца. Изредка, раз в несколько недель, нас навещали тетя, дядя и кузен.
Но в то время я не задавалась вопросом, счастлива ли моя мама. Я была ребенком. Все, чего я хотела, – это чтобы поездка поскорее закончилась и я смогла вернуться к Саси.
Я ездила на нем каждый день, обычно один раз, но иногда дважды. Я никогда не пропускала катание. Если я болела, я каталась, если шел дождь, я каталась. Каждый день я несколько часов проводила в конюшне, хотя сидела в седле лишь малую часть этого времени. Остальное время было посвящено уходу за Саси и его сбруей и уборке конюшни и стойла. Но для меня это было в радость, и я не могла отнести это к категории домашней работы наряду с пропалыванием