Именно на этих постулатах довольно крепко стояло крепостное право, но как бы не прочны были ножки стула, все-же время разрушит и их.
– Здоровье вам, Игнат Григорьевич! – худой, сгорбленный и немного нервный мужчина, показался у своей ограды и окликнул проходящего вниз по дороге соседа. Заметив что к нему повернулись он лишь слегка склонил голову в знак приветствия.
– И вам того же Антип Ермолаевич, не видал вас всю зиму, как жизнь? – сняв шапку, низко поклонился сосед, не обращая внимание на незначительный кивок брошенный в ответ, хотя скорее привык. Высокий, румяный, стоя на все еще по-зимнему холодном ветру, он всем своим могучим видом излучал здоровье, чем разительно отличался от собеседника.
– Не жалуюсь. Боялся хворь какая сразит, вон у Михайла Ефимовича вся семья полегла от нее. Хоть и весна нынче радует – жижа, да затянувшиеся Власьевские морозы, – бледное, вытянутое лицо выражало крайнюю брезгливость при осмотре тянувшихся вдоль дороги луж. В такую погоду он предпочитал не отходить от двора или же вообще не показываться из дому без особой надобности.
– Понимаю, правильно, ваше здоровье важнее всего, а то куда мы без вас то. Вон сколько для семьи делаете, сил не жалеете! – просто ответил второй, не задумываясь.
Мужчины были соседями, имели одинаковый возраст да рост, на этом их схожесть и заканчивалась. Первый, пусть и неказист с виду, был более уважаем на деревне, имел лучший дом, новую рубаху, теплый тулуп и нередко прохаживался по улице в добротных сапогах, чего не многие могли себе позволить. И характер он имел под стать, с виду безобидный всегда участливый и обходительный со всеми, имел он неприятную черту выискивать недостаточно уважительное обращение к себе в беседе и хитро за это наказывать. Второй же, просто обыкновенный деревенский мужик в лаптях и изрядно потрепанном зипуне, в какой-то мере наивный и бесхитростный, чем не редко пользовался Антип Ермолаевич в свою пользу.
– Однако завтра как раз Благовещенье, значит грибной год будет, да и пашня хороша. Кстати, не видал, первые сморчки уже пошли? – на этих словах над их головами снова прозвучал гром. Посреди грязно-серого небо вспыхнула молния и первые капли тут же обрушились мужчинам на голову, на мгновение прерывая их беседу.
– Нет, не приходилось еще в лес наведаться, но на днях отправлю младшую разведать.
– Хорошо, хорошо, и конечно же расскажешь об этом своему соседу?
– Обижаете, и расскажу и угощу, как такого хорошего человека и не уважить.
Антип Ермолаевич, несмотря на склочный и даже иногда жестокий нрав, удивительным образом умел расположить к себе людей, делал он это обычно двусмысленными комплиментами, щедрыми подарками и историями о своих заслугах. Так он ловко заставил всех поверить что только благодаря ему барин необычайно благосклонно относится к их деревне и всячески старался поддерживать эту быль частыми поездками в господскую усадьбу.
– Хорошо, очень хорошо, буду премного благодарен. А новость-то вы слыхали, Игнат Григорьевич? – глаза под еле различимыми бровями недобро сощурились, показывая что и для него эта новость не из приятных, но поделиться все же хотелось.
– Это какую? Не припомню ничего существенного. Да вы же и знаете, никто кроме вас на главном дворе-та и не бывает, ничего не ведает, а здесь у нас какие новости-то? Только и разговоров что о посевах, да о курях, ох… или вы об исдохшей козе бабки Игнатовны, то не хворь какая, я же того…
На этих словах его и перебил Антип Ермолаевич, так и не дав договорить о всех тех пересудах что мужчина слыхал от жены. И хоть собирать дрязги и бабское дело, но какой мужик в хорошей компании не любит перекинуться несколькими поклепами.
– Да нет же, эта будет по-важнее! Не далече как на неделе, когда бывал я близ усадьбы, слыхал что стремянные шептались о том, что барин изъявил желание отправить своего человека по деревням на поиски новой серальки. Так же поговаривали они, что выбирать будут в этот раз молодых, да незамужних девок.
– Вы, Антип Ермолаевич, думаете что и до нас дойдут, на моей памяти не нынешний барин, ни батюшка его, не интересовались этим в нашей деревне. Помнится, я только в отрочестве видал его проезжающим вдоль дороги. Как сейчас вижу этих гнедых лошадок, ладных, быстрых, блестящих от собравшейся пены на боках…
– Какие лошадки, Игнат Григорьевич, побойтесь бога. Я же глас сомкнуть от страха не могу, все опасаюсь как бы не Прасковью выбрали, мне она обещана этой осенью. А ежели не она, так и придется ходить без жены, да хозяйки на дому, где же ещё такую видную девку найти.
– Дак, а сестра ее что?
– Сестра, это которая младшая что-ль? Пожалуй, если только выбора больше не останется, слишком худа и мала, каждый раз не верится что она пережила зиму, тем более эту, сколько людей-то ушло и не счесть от заразы этой. – и показательно сплюнул.
– Тут вы правы, моя старшая младше нее на одну весну, а в разы статнее и краше, уже и жених нашелся, осенью вместе с вами обвенчают. А может, еже-ли так опасаетесь, так и венчайтесь