допил принесенную из соседнего бара бутылку вина, бросил ее в океан, и сам последовал за ней.
Оборвалась в этот момент одна из ниточек, так и не вплетясь в канат нашей семьи.
Карамелло выбрал себе будущее, связанное с кораблестроением. Учась в Политехническом институте, начал посещать модные на Островах в первой четверти прошлого века кружки социалистической партии, а, окончив институт, неожиданно для всех уехал строить новую жизнь в далекую и неведомую Россию.
От него пришло всего несколько писем, а потом они прекратились. Сколько родители ни писали, ответа не было. Из писем было известно только, что Карамелло женился, работает на каких-то Адмиралтейских верфях и строит корабли, как и мечтал всю жизнь.
У меня до сих пор хранится его фотокарточка: Карамелло в длинном кожаном пальто и меховой шапке. Он стоит на фоне большого осколка скалы, на которой воздвигнут памятник всаднику, вскинувшему в сторону правую руку, чтобы удержать равновесие на вставшем на задние ноги коне. Вся земля вокруг всадника и постамент памятника укрыта белым снегом, который у нас можно увидеть лишь в ясный день на заоблачных вершинах горных хребтов, пересекающих Центральный.
Много лет спустя, когда уже закончилась в Европе страшная война, друг нашей семьи ездил в командировку в Россию. Он тоже занимался кораблестроением, и, видимо, поэтому попал в тот город и на тот завод, где когда-то работал Карамелло. Там ему удалось узнать, что брат моего деда умер от голода в Ленинграде во время войны, что у него осталась жена и две дочери, которые так и живут в этом городе. Жена Карамелло рассказала, что еще в середине тридцатых годов письма с Островов перестали приходить, а те, которые писал ее муж, возвращались назад.
Не оборвалась его ниточка, тянется, вьется, сплетается, но только далеко, за тысячи миль, вне единого каната.
Что же касается моего деда – Леоне, его жизнь навсегда была связана с Островами.
Не было у него в детстве особых увлечений, рос обычным мальчишкой, стремящимся больше проводить время не за занятиями, а на улице, на берегу. Он, как и большинство местной детворы, не представлял себе жизнь без берега океана. Но, в отличие от них, Леоне предпочитал игры тихие.
К тому времени Белла обзавелся своим небольшим городом, приятелей у Леоне было много, но ближе всего он сошелся с Антонио. Они часами пропадали на пляже, строя из мокрого песка замки и крепости. Леоне использовал для строительства кусок доски, ровняя стены своих сооружений. Антонио, напротив, не стремился к правильности форм, он любил воздвигать свои «постройки» выжимая из кулака струйки мокрого песка, создавая наплывающие округлые формы. Кто бы мог подумать в те годы, что этот мальчонка в будущем внесет в мировую архитектуру свое слово именно придуманными им непривычными формами и прославит Город Центрального созданными им необыкновенными и красочными зданиями и Собором.
Известно, что, когда Франческо