И как рукой сняло! Всё стихло – бомбёжка прекратилась. Все молча разбрелись по своим позициям. А к вечеру опять немцы налетели – штурмовики и истребители, без бомбардировщиков. Видать с бомбами у немцев был напряг в то время. Вот тогда его и зацепило.
«Господи, когда же это всё кончится?» Как же холодно!
Пришёл старший сержант Осип Седов на войне к Богу. А после проклял Бога, когда узнал, что вся семья его погибла. Не от фашистов. Нет. Простые бандиты за хлебные карточки лишили жизни жену и сына.
За что, Господи! Сыну-то всего шесть лет.
Жить не хотелось. Как прожил он тот год – не помнил. И проклинал Господа и молился ему. И смирился с потерей. А жить всё равно не хотелось. Незачем.
– Смотри, сколько вдов молодых, – говорили ему, – женись, не одного сына ещё сделаешь. Тебе же ещё тридцати годов нет, молодой ещё.
Нет, не хотел. Всю войну он жил мечтой о встрече с женой и сыном. Эта мечта на войне его хранила. А вернулся, прожил с ними всего полгода. Зарезали, за карточки.
В Загорске Лавру восстанавливали, плотники требовались. Душа захотела монашеской жизни. Через два года Осип принял постриг и стал Никодимом. Прошло четырнадцать лет. Многое чего поменялось. Сталин оказался плохим. Чем? Тем, что войну выиграл? А до войны промышленность поднял. Да без этой промышленности страна войну выиграла бы? А после войны? Страна в разрухе, а он Лавру восстанавливает. Может быть, где-то и перегнул палку. А без строгости в любом деле нельзя. А этот пришёл добрый. Всех перевоспитать хочет, чтобы в коммунизм уверовали. Да на северах скорее в Бога поверишь,
чем в коммунизм! Жизнь-то тяжёлая. И с Богом легче, чем с коммунизмом.
Холодно. Мысли путаются.
«Господи, Иисусе Христе, помилуй меня грешного».
Надо встать, и помолиться перед смертью. «Смертью смерть поправ».
Никодим тяжело поднялся с койки. Икон здесь, конечно, никогда и не было. Где здесь восток? А, какая разница. В одном исподнем встал на колени перед стеной, что напротив двери. Перекрестился, начал творить молитву.
«Молю Тебя, Судья неба и земли, бесконечную любовью Твоей к нам, грешным. Прости мне, Господи, согрешения мои вольные и невольные, как словом, так и делом, как ведением и неведением. Прости, Всемилостивый, что покинул Лавру не по своей воле, не бросай меня, Господи».
Слёзы из глаз.
Тяжело стоять, слабость, пот льётся ручьями, а холодно.
«О преподобный отче наш Сергий, игумен Радонежский, всея России чудотворец! Воззри на меня недостойного Никодима милостиво и помяни меня в своих святых и благоприятных молитвах к Богу. Не отступи от меня духом, пастырь наш добрый, ибо ты и по смерти живой пребываешь…»
Краем глаза Никодим заметил, как из темноты вышел человек в серой заштопанной рясе, с лицом аскета, бородой клином, длинным славянским носом с горбинкой и умными, но строгими серыми глазами.
Никодим понял, что это отец Сергий, страха не было.
– Не сомневайся, чадушко, о тех из вас, кто в изгнании, вне обители, я, игумен ваш, забочусь