алась печальная доля в этом перерождении. При всём этом, заводная, без чувства страха, беспечная во всех отношениях. Нескончаемая юмористка, готовая под сигареточку рассказать шокирующую историю из личного опыта. С феноменальной памятью, позволяющей разгадывать сканворды и кроссворды за считаные минуты. Рукодельница и хозяюшка, готовая взяться за работу любой сложности. Сердце бешено заколотилось. Глаза пересохли, по коже побежали мурашки, и бесцветные волоски на руке встали дыбом от переполнивших эмоций. Страх. Я узнала его. Он преследовал паническими атаками с семи лет, после кончины брата. Пугал, внезапно накрывая липкой волной, в компании друзей и подкрадывался в одиночестве перед сном.
Встав на ноги, я перечитала уйму книг и прошла не один год терапии, но так до конца и не избавилась от острых переживаний. Приняла как данность, что страх – спутник до конца дней. Научилась распознавать его приближение, жить с ним, смотреть ему в глаза.
«Так, стоп, дыши глубже, сядь, надо пережить момент, сейчас отпустит», – я упала в кресло и закрыла глаза, пытаясь прийти в себя после эмоционального шока. Ира, Ирен, Ирчик… Почему это снова происходит?
Посидев минутку, пытаясь переключить мозг, вскочила и схватила телефон. К счастью, билеты были. Мама настаивала, что справится сама и мне не обязательно срываться и нестись из Москвы в Краснодар. Всю последнюю неделю сестре пришлось несладко, боль была невыносима, она глухо стонала и отказывалась от еды. Мама не хотела, чтобы я оставила в памяти такой образ.
– Шереметьево, пожалуйста! – таксист, как назло, попался разговорчивый.
– В отпуск летишь, красавица?
Я кивнула, сжав губы, и стала смотреть в окно, на поток проезжающих по вечернему городу машин. Пятница. Тюнингованные девы с кавалерами спешат на вечеринки, счастливые семьи со смеющимися детьми на заднем сиденье – домой после супермаркета. А я вот так…
Через три часа объявили посадку. Пластиковый стаканчик от капучино полетел в урну, и я, подхватив лёгкую сумку, проследовала по тёмному рукаву в салон. Должен же быть какой-то выход? Как мама переживёт? Как мы все переживём? Как облегчить уход Иры? Мысли о сестре не покидали. Я, молодая, красивая, полная жизненных сил женщина, лечу на похороны старшей, но ещё такой молодой сестры. Почему в этом мире возможно такое? За что? Почему так несправедливо? Или всё так и должно быть?
Закинув сумку на багажную полку, я заняла место у иллюминатора. Устроилась поудобнее в кресле, взяла в руки телефон, чтоб ответить на бесконечные сообщения, валившиеся в вотсап, но тут истерика накрыла меня. Слёзы потекли сперва тонкими струйками, потом нескончаемым потоком горечи и обиды. Обиды на весь мир, который снова забирает родного человека.
Пассажиры смотрели глазами полными эмпатии. Кто-то предложил бумажные платочки. Подошла стюардесса:
– Девушка, вы в порядке? Я могу помочь?
– Уже никто не поможет. Осталось несколько дней, может часов!
Стюардесса округлила глаза и убежала за водой. Я размазала тушь по щекам, вставила наушники и закрыла глаза. Любимая музыка на репите, душа в клочья.
Дверь открыла измученная и бледная мама. Фиолетовые круги зловеще смотрелись на осунувшемся лице.
– Господи, мама! – я обняла её, дрожащую и испуганную. За последние полгода она сильно похудела и выпирающими ключицами походила на подростка.
Я решительно шагнула в гостиную, готовая увидеть болезнь без прикрас. Картина, представшая моему взору, поразила настолько, что я не смогла сдержать протяжный вскрик. Вместо задорной, жизнерадостной и такой свободолюбивой сестрички на смятых простынях лежала иссохшая тряпичная кукла, с провалами под глазами и скулами, выпирающими острыми бумерангами. Она шевельнулась, в глазах мелькнула радость и тут же погасла. Собрав силы, Ирчик чуть дёрнула головой на подушке и прошептала:
– Привет, Ната. Как хорошо, что ты приехала.
Я зарыдала. Слёзы лились потоком, а в голове проносились воспоминания. Вот Ирчик нарядная на выпускном, вот мы с родителями гуляем по улице Красной и громко смеёмся над её блатными шуточками и жаргонным сленгом. Вот ругаемся с ней, потому что я умыкнула её новую блузку на свидание и разбила лак для ногтей.
– Не плачь! Я умираю, всё уже решено, – успокаивала меня сестра сдавленным голосом. – Замолчи! Не то сама сейчас заплачу.
Я вытерла слёзы и притворилась, что в норме, сестрёнка просто заболела гриппом и идёт на поправку. Получалось плохо. Сестра корчилась от боли, то и дело судорожно сжимая в кулаке простыню. Живот её вздулся, а кожа приобрела желтушно-восковой налёт. Тяжёлая энергетика царила в комнате, от пола до потолка наполняя её страданием. Я чувствовала, что боль передаётся мне, и хотела спрятаться, защититься, отгородиться, но и взять часть себе, чтоб облегчить ей последние минуты.
– Мама, пойдём на пару слов, – мы вышли на кухню.
Я постаралась взять себя в руки как можно скорее.
– Надо что-то делать, так нельзя. Двадцать первый век, если не нашли лекарство от рака, то обезболивающее-то должны уже изобрести?!
– Врач