мое отчаяние после очередной неудачной попытки, положил мне руку на плечо. «Какая это, к черту, реанимация, – сказал он. – Так, пляски вокруг умирающего».
Итак, когда медики у подножия норвежских гор принялись реанимировать бездыханное тело Анны, попытка казалась обреченной на провал. Сердце девушки давно остановилось, пульса не было дольше, чем у любого пациента, к кому я когда-либо спешил по больничным коридорам. Температура тела упала по сравнению с нормой на двадцать с лишним градусов.
Турвинд настоял, чтобы реаниматологи не прекращали усилий. Лишь к восьми часам вечера, через полтора часа после падения в ледяную воду, Анна оказалась на «Си кинге». На борту спасательного вертолета, летящего над норвежскими просторами, началась отчаянная борьба за спасение жизни девушки. Реанимация – это высокое искусство даже в идеальных условиях. А что уж говорить о вертолете с его теснотой, грохотом и тряской: трудно выдумать менее подходящее место для такой тонкой работы.
Однажды, перевозя тяжелого пациента в критическом состоянии, я осведомился у пилота, каковы инструкции на случай, если придется по ходу полета реанимировать больного. «Просто посматривай на двери, – ответил он. – Если вывалишься, ловить тебя некому».
Главное при реанимации – поддерживать высокий уровень кислорода в крови и добиваться, чтобы она циркулировала, разнося его по всему телу. Это делается с помощью искусственного дыхания – буквально закачивая воздух в легкие пациенту, а потом ритмично надавливая на грудь, чтобы обеспечить некое подобие нормального кровообращения. Все эти меры даже близко не могут сравниться по эффективности с естественным дыханием и сердцебиением, но они помогают выиграть время. Когда об этом рассказываешь, кажется, что всё довольно просто, но разве могут описания передать то жуткое ощущение, когда под твоей ладонью ритмично хрустят ребра, или то отчаяние, которое охватывает тебя, когда физически чувствуешь, как уходят минуты.
Когда они опустились на посадочную площадку перед университетской больницей в Тромсё, сердце Анны не билось уже почти два часа. Температура тела была 13,7 °С – на двадцать три градуса ниже нормальной, и намного ниже, чем была когда-либо зарегистрирована у выживших пациентов. Для медиков эта ситуация была настоящей terra incognita. По идее, попытки реанимировать Анну должны были подтвердить опыт других врачей, которым в подобных ситуациях оживить больного не удавалось.
Часто врачам бывает нелегко решить, как действовать, чтобы помочь больному, – даже когда пациент в состоянии объяснить, что у него болит. Проводя реанимационные мероприятия, когда больной без сознания, тем более когда он умирает, надо постараться представить, что сказал бы этот человек, если бы смог. Это чудовищно сложный момент. Твой человеческий инстинкт призывает пытаться спасать пациента до тех пор, пока остается хотя бы призрачная надежда. Но как профессиональный медик ты обязан рассуждать иначе, принимая в расчет суровую