и, призывно виляя хвостом, приглашала стрекозу отведать лакомство. Но стрекоза гордо косила большим круглым зелёным глазом и не снисходила до своего горячего обожателя. Уж слишком низко он находился и слишком уж суетился где-то далеко под лопастью. Её больше привлекало то, что сверху: корпуса цехов, вздыбленное вверх здание инженерного центра, большие трескучие железные стрекозы, которые летали над заводом, и на которые она очень хотела походить.
Собака же внизу всё равно продолжала обожать красивую стрекозу, улыбаться ей и пытаться уговорить её вместе побегать по заводу. Попрыгать и понюхаться. Особенно около столовой. Но, как вы прекрасно понимаете, любовь её была неразделенной и потому обреченной на неудачу. И действительно, вскоре их разлучили.
Работники АХО прогнали Лайку большой железной палкой. Точнее трубой, которую они взяли в одном из цехов вертолётного завода. Охране велели больше не впускать Лайку, поскольку кто-то в заводоуправлении посчитал, что животным не место на предприятии «Рособоронпрома».
Стрекоза же осталась на своем месте – на лопасти винта. Потому что она тоже, как и все вертолёты на заводе, была железной. И представляла собой (вместе с лопастью винта) памятник создателям вертолетов. А памятник, как мы знаем, нельзя ни посадить, ни прогнать палкой.
Двапистолета
Лесная поляна с волейбольными площадками. Одна из достопримечательностей подмосковных Раздор. Здесь собираются туристы поиграть в волейбол. Но и не только. Потом, когда устанут (а люди в основном пожилые), славные шестидесятники, физики и лирики хрущевской оттепели, начинают отдыхать уже конкретно. А это значит, что распаковываются рюкзачки и сумки, достаётся снедь и термосы. Часто и что покрепче. Откуда-то появляется гитара, а то и две. И начинается весёлое застолье. После третьей рюмки хочется поговорить. И вот тут за нашим столом регулярно первое место держит Двапистолета.
Кто он такой? Да безобидный чудак. Лет сорока. Неженатый. И ни разу не был. Бездетный. Звать Стас. Долго не могли дать ему адекватное прозвище. То дамы пенсионного возраста прозвали его Страсть. Не от любвеобильности, а от страховидной внешности: тощий, костлявый, сутулый, глаза горят лихорадочным блеском. Потом было у него прозвище Попрыгунчик. Уж больно он хорошо прыгал. У сетки при ударе и блоке. И даже умудрялся совершать акробатические скачки при приёме, причем, совершенно лишние. Беспонтовые, как скажет сегодняшняя молодежь.
Но истинное и прочно прилипшее к нему прозвище возникло года через полтора. Когда он взял в обыкновение философствовать у костра. Обычно этим никто не занимается. У костра либо пьют, либо едят, либо поют, когда кто-то играет на гитаре. А вот философствовал один Стас. Причем рассуждал он не о чем-то конкретном, а о жизни в целом. Он выбирал себе старушку подревнее, которой, в общем, всё равно, о чем с ней беседует молодой человек, и разражался очередным бесконечным спичем,