Робер подавленно молчал.
– Хорошее, – с трудом выговорил Антонен. – Только у него распухли ноги, и иногда ему трудно дышать.
– Я тебе не об этом здоровье говорю.
– Я не понимаю, святой отец.
– А следовало бы понимать, сын лекаря, – властно произнес инквизитор.
Потом, повернувшись к его спутнику, сказал:
– Что ты об этом думаешь, брат Робер?
Робер пробормотал что‐то невнятное.
– Сын крестьянина, это нормально, что ты ничего об этом не думаешь. Но тебя, брат Антонен, отец должен был научить, что здоровье триедино: здоровье тела, разума и души. Я тебе толкую не о телесном здоровье Гийома, не о его умственном здоровье, которое всегда было для всех нас образцом и о котором вы и вдвоем‐то судить неспособны. Но что ты думаешь о его душевном здоровье?
– Не знаю, святой отец.
– Не ведет ли он порой странных разговоров или, скажем, таких, какие несовместимы с покоем и гармонией, необходимой для жизни, посвященной Господу?
– Святой отец, я никогда не слышал, чтобы приор Гийом произносил неподобающие слова.
– Говорят, он пишет книгу.
– Да, – подтвердил Антонен. – Оттого он и дал нам это поручение.
Инквизитор повернул надетое на указательный палец железное кольцо. Ни камня, ни гравировки – кольцо из матовой стали, похожее на обручальное. Он был совершенно спокоен, казалось, у него много времени или же время ему повинуется из страха, что он подвергнет его слишком суровому суду.
Монахи не знали, сколько минут или часов прошло с тех пор, как их привели в часовню.
– Где пергаменты?
– У дубильщика, там же и наш осел.
– Копией какого труда будет его книга?
– Мне это неизвестно, святой отец.
– Может, он будет что‐то переводить?
– Я не знаю.
– Доминиканские монахи переводят или переписывают. Они переводят греческие тексты или копируют святых отцов, писавших на латыни. Пятьдесят кож, брат Антонен, хватило бы для “Органона” Аристотеля, но велень слишком дорогая, так отчего же приор не уведомил орден? Тебе это известно?
– Нет, святой отец.
– А ты, брат Робер, все молчишь?
– Приор об этих делах не рассказывает, – отозвался Робер.
– Вот оно как… – продолжал инквизитор, и голос его зазвучал более сурово. – Однако есть вещи, о которых не обязательно говорить, но ты все равно узнаешь. Вот ты, например, Робер де Нюи, сын Альбера. Я знаю о тебе всю правду, хотя ты мне в ней не сознался.
Инквизитор велел позвать облата. Старый крестоносец вошел и приблизился к ним. В руках у него была цепь с двумя железными кольцами, свисавшими до самой земли. Инквизитор достал из кармана своей рясы свиток пергамента и развернул его.
– Здесь у меня обвинительный акт. Некий доминиканец прошлой весной поколотил одного из наших братьев францисканцев, когда тот проповедовал слово Божие. По-твоему, это правдивая история?
Робер потупился, не в силах произнести ни слова.
– Видишь ли, Робер де Нюи, доминиканцы – миролюбивый орден, у него братские отношения